Книга Вечная месть - Крейг Расселл

— Ты в основном работаешь с болотными мумиями? — спросил он.

— Нет. Я реконструировал лица солдат, погибших в наполеоновских войнах, жертв чумы из позднего Средневековья, и мне предстоит большая работа с египетскими мумиями. Их я больше всего люблю. Из-за древности, полагаю, и экзотики их культуры. Забавно, но я часто ощущаю связь со жрецами-врачами, готовившими тела царей, цариц и фараонов к мумификации. Они готовили своих владык к реинкарнации, к возрождению. И я частенько думаю, что выполняю их задачу… Снова даю жизнь мумиям, которых они подготовили.

Фабель вспомнил, что Шевертс, археолог, сказал практически то же самое.

— Но главное для меня — то, что я творю, должно быть точным, — продолжил Грубер, — правдивым. Я делаю это по той же причине, по которой изучал археологию, а затем решил стать экспертом-криминалистом. Причина та же, по которой вы с Марией решили стать детективами убойного отдела. Мы все верим в одно и то же: истина — это наш долг перед мертвыми.

— После прошлой ночи я уже вообще не очень понимаю, почему этим занимаюсь, если честно. — Фабель посмотрел на серьезное, полное сочувствия лицо Грубера. Фабель очень заботился о Марии, но не мог представить никого, кто подходил бы ей больше, чем Грубер.

— Посмотрите сюда. — Грубер указал на реконструированной голове место чуть выше виска. — Вот эти мышцы мы реконструируем первыми. Височные. А вот это, — тут он указал на широкую гладкую мышцу на лбу, — затылочно-лобная. Самая большая мышца на человеческой голове и лице. Когда убийца снимает скальп, то делает надрез по всей окружности черепа. — Он взял карандаш и, не касаясь глины, провел линию на мышце, о которой говорил. — Снять скальп относительно просто. Прорезав полностью дерму по всей окружности, его можно оторвать без особых усилий. Скальп изначально сидит на внешней поверхности мышцы и крепится к ней соединительной тканью. Последние два скальпа были сняты именно так, но в случае с Хаузером, первой жертвой, разрез был более глубоким. Помните, Хаузер выглядел так, будто хмурится? Это потому, что была повреждена затылочно-лобная мышца, вот брови и опустились. — Грубер бросил карандаш на стол. — Он становится более опытным. Наш охотник за скальпами совершенствует мастерство.

Фабель на миг перенесся назад, в предыдущую ночь и свою квартиру, и вспомнил образчик «мастерства», оставленного убийцей для него.

— Как уже сказал, — продолжил Грубер, — этот малый далеко не так умен, как полагает. Я знаю, это не бог весть что, но хотя бы доказывает, что он не все всегда делает безукоризненно. — Грубер вздохнул. — Ну, как бы то ни было, мне кажется, вас заинтересует моя библиотека. Мария говорила, что вы изучали историю. Как вам известно, по образованию я археолог. Так что, пожалуйста, читайте что хотите. А мне надо на работу. Надо закончить кое-какие дела, а у меня ночь была не такой насыщенной, как у вас.

Когда Грубер ушел, Фабель уселся и принялся рассматривать частично реконструированную голову, словно ждал, что она заговорит и прошепчет имя чудовища, за которым он охотился. Должно быть, Грубер в деньгах купается, раз может позволить себе жить в таком доме. Обстановка, по преимуществу антикварная, резко контрастировала с компьютером и прочим оборудованием комнаты, явно самым продвинутым и дорогим.

Странное смешение профессиональных инструментов и личных вещей в комнате напомнило Фабелю помещение, где они обнаружили тело Гюнтера Грибеля, хотя тут явно угрохали куда больше денег. Фабеля это сходство беспокоило, и на миг воображение унесло его туда, где ему быть совсем не хотелось: что, если маньяк, за которым они охотятся, переключит внимание на Фабеля и его команду? На представшей в воображении картинке Фабель вдруг увидел Франка Грубера, привязанного к кожаному креслу, с обезображенной головой. Он подумал о спящей наверху Марии, уже пережившей ужас ножевого ранения, и о боязни физического контакта, появившейся у нее в результате того нападения. Вспомнил и о том, как в ходе того же расследования Анну накачали наркотиками и похитили. А теперь эта жуть в его собственном доме…

Фабелю захотелось схватить ключи и помчаться на работу, но Грубер был прав: он выдохся и слишком растерян, чтобы принести хоть какую-то пользу. Следовало отдохнуть пару часиков, может, даже вздремнуть, прежде чем двигаться дальше. Он постоял возле книжных полок из ореха. Фабелю всегда было уютно в окружении книг, а коллекция Грубера была обширной, пусть и не отличалась разнообразием. Основную часть библиотеки занимали книги по археологии. Были тут издания по истории, геологии, криминалистике и анатомии. Все, что не относилось к археологии, так или иначе имело с ней связь.

Взяв пару книг, Фабель плюхнулся на антикварный кожаный мягкий диван «честерфилд». Первая из выбранных книг была о мумиях. Большой фолиант с цветными картинками, среди которых Фабель обнаружил то самое изображение «черченского человека», что показал ему Шевертс. И Фабель снова изумился великолепной сохранности лица пятидесятипятилетнего человека, умершего три тысячи лет назад. Он немножко почитал, затем пролистал дальше, пока не натолкнулся на такое же поразительное изображение человека из Ной-Верзена: Рыжего Франца. У него возник ком в животе, когда он увидел лишенный плоти череп с копной густых рыжих волос. Это напомнило ему о скальпах, оставляемых убийцей на каждом месте преступления. В книжке описывалось, как Рыжего Франца нашли в Буртангском болоте неподалеку от городка Ной-Верзен в ноябре 1900 года. Также излагалась гипотеза о жизни и смерти Рыжего Франца. При жизни он был ранен в битве, а жизнь закончил с перерезанной глоткой, возможно, во время церемонии, прежде чем его похоронили в темном торфяном болоте.

Фабель пролистнул еще несколько страниц. С каждой картинки смотрело лицо из прошлого, сохранившееся в торфяных болотах или засушливых пустынях, или подготовленное к загробной жизни жрецами, о которых упоминал Грубер. Фабель попробовал читать, сосредоточиться на чем-то, желая отвлечься от событий последних суток, но веки налились свинцом.

И он уснул.

Фабелю давненько уже не снились такие сны. Он перестал их видеть задолго до того, как признался Сюзанне, что они вообще ему снятся. Он знал: ее беспокоит, что постоянный стресс и ужасы, связанные с работой, преобразуются в яркие кошмары, тревожащие его сон.

Ему снилось, что он стоит на широкой равнине. Фабель, выросший на просторах Восточной Фризии, знал, что эта равнина где-то в другом, чужом месте. Трава, среди которой он стоял, доходила до середины голени, но была сухой и тусклой, цвета кости. Далекий горизонт был абсолютно ровным и четким настолько, что ему было больно на него смотреть. Над равниной висело огромное бесцветное тяжелое небо, по которому плыли редкие ржавые облака.

Фабель медленно повернулся кругом. Везде одно и то же: непрерывная, сводящая с ума монотонность пейзажа. Он стоял, размышляя, что ему делать. Идти бесполезно, поскольку некуда и нет никаких ориентиров, указывающих путь. Это мир без направлений, без цели.

Внезапно ландшафт изменился. Появились какие-то люди, направлявшиеся к нему. Они шли не вместе, а в нескольких сотнях метров друг за другом, как верблюжий караван, пересекающий пустыню.