Книга Дело Варнавинского маньяка - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надзиратель забулькал горлом и попытался шевельнуться, но у него не получилось. От угла раздались торопливые шаги. Лыков вскинул «ремингтон», но из темноты послышалось:
— Алексей Николаевич, где вы? Это я, Форосков!
— Петр! Ты как тут оказался?
— Привезли Нефедьевку грабить.
— Кто?
— Кто привез, уж в картишки с чертями перебрасывается. А вы тут с кем бились? Это кто лежит?
Форосков наклонился над телом:
— Ба! Иван Иваныч! Какая встреча! Не надо и беса, коли ты здеся. Никак, отлетаешь? Пора, пора…
На дороге раздался одиночный выстрел, и Лыков с Форосковым, не сговариваясь, бросились туда. Возле ворот они увидели следующую картину. У коновязи стояли две коляски, запряженные парой в дышло. Вокруг них в различных позах валялись четыре тела. Барон Таубе стоял в сторонке и курил, пряча папироску в кулаке:
— Алексей, кто это с тобой?
— Петр Форосков. Прибежал-таки на подмогу!
— Здравствуйте, Петр Зосимович! Давненько не виделись. Это вы в поле схватились?
— Да, Виктор Рейнгольдович. Добрый вечер. А что, уже можно закуривать?
— Полагаю, что враги закончились. Как там ваши успехи?
— Двое уголовных за забором, — доложил Петр.
— И Щукин позади дома, — добавил Алексей.
— Ну а у меня — вот…
Барон картинно простер руку, словно садовник, хвастающий богатым урожаем.
— Посмотрим, кто тут, — прошелся вдоль тел коллежский асессор. — Готовцев… Поливанов… и Верховский с Челищевым.
— Кого не хватает?
— Из основных — судебного следователя Серженко и самого Бекорюкова.
— Кто-то один ушел верхами, когда началась пальба. Еще один лежит у ворот.
Лыков подошел к пятому телу, наклонился:
— А это Лев Мартыныч. Серженко. Конец рыжему. А не будь «оборотнем»!
— Остался только главарь?
— Из коренных — да. Он, видимо, и ускакал. Как понял, что дело плохо… Ну, ты велик, баронище! Пятерых настрогал, пока я с одним возился!
— Они думали, что ты один и забаррикадировался в мезонине. Подъехали не таясь, внаглую. Даже не осмотрелись. Ты оказался прав — их задача была только демонстрация. Отсюда и небрежность: воевать они не собирались, поручив дело Щукину. А я уже в кустах этих сидел, в шаге всего от ребят. И атаковал их первым, с обеих рук. «Оборотни» и выгрузиться толком не успели.
— А Серженко? Он как за воротами оказался?
— Пуля контузила его в голову, он упал и прикинулся мертвым. Но я-то почувствовал, что заряд чуть уклонился. Пошел проверить, а он в темноту отползает. Ну, добавил гостинца.
— Пошли в дом, а то наши волнуются. Если кто из «оборотней» и уцелел, то после такой трепки задал уже деру.
Втроем они вернулись к главному дому. Лыков забарабанил в дверь:
— Степан, отворяй! Можно выходить!
Изнутри послышались радостные голоса, и на крыльцо высыпали Окуньков и Буффаленок, а за ними — Варенька.
— Мы их накрошили, — сообщил Лыков. — В основном барон расстарался, нам с Петром только чуть досталось. Но главного среди убитых нет — ускакал. Сейчас мы поедем в Варнавин его добивать. Вы оставайтесь здесь и будьте бдительны. Сидите в доме, ставни и двери не открывайте. Утром мы вернемся.
— Возьмите меня с собой! — взмолился Федор. — Я еще никого в жизни не убил!
— Вот и радуйся этому, дурачок, — осадил его Лыков.
— И потом, ты нужен в поместье, — добавил Таубе. — Мы укатим, а здесь женщины и дети. Мало ли что? Тут резня пошла серьезная.
— Смотри, кто-то едет! — тронула мужа за плечо Варвара Александровна. — Кто бы это мог быть?
Действительно, по проселку медленно приближались два желтых огня. Вскоре они поравнялись с воротами, и оттуда раздался женский вскрик.
— Это Смецкая, — догадался Алексей. — Должно, услышала выстрелы, испугалась за нас и помчалась проведать. Черт, а там покойники лежат, зрелище не для глаз барышни.
Он побежал к воротам и быстро привел коляску к дому. Аким и Еллий аккуратно выгрузили на землю кресло на колесах, Аннушка встала рядом. Бледная от ужаса калека вцепилась в рукав коллежскому асессору:
— Алексей Николаевич, что происходит? Там лежат… и всюду кровь… Помпей Ильич, Николай Орестович… другие… Кто их убил? За что?
— Успокойтесь, Полина Мефодиевна. Они действительно мертвы. Это бандиты, члены шайки Недокрещенного, и убиты они при попытке напасть на нас.
— Какие бандиты? — ошалело переспросила барышня. — Какая банда? Из кого? Из городского пристава и предводителя дворянства?
Вдруг лицо ее исказила страшная догадка:
— А-а… Понимаю… Это вы их убили! Вы и меня сейчас убьете! А потом скажете, что барышня-калека — тоже банда!
У Смецкой началась истерика, перешедшая в эпилептический припадок. Она вывалилась из кресла на песок и забилась в судорогах, изо рта у нее шла пена. Аннушка, с ненавистью косясь на Лыкова, принялась обтирать несчастную инвалидку. Мужики на полости внесли Полину Мефодиевну в дом. Варенька распорядилась уложить больную в комнатах и стала оказывать ей посильную помощь.
— Пусть отлежится, а нам пора ехать, — сказал Лыков. — Буффаленок! Отвечаешь тут за безопасность. Смотри в оба!
Взволнованный Федор хотел что-то сказать сыщику, но тот отмахнулся:
— После, после! Бекорюков уйдет!
И трое бывалых мужчин в трофейной коляске помчались в Варнавин.
В два часа ночи они ворвались в здание полицейского управления. Там было пусто, лишь в большой комнате при свете лампы сидел Тамазин. Увидев Лыкова с товарищами, он выбежал из-за стола и бухнулся перед ними на колени:
— Предаюсь в руки правосудия с полною повинной!
— Тьфу! Где он?
— Домой побежал, как понял, что наших побили.
— Садись и пиши все, что знаешь.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Не забудьте потом, что я сдался и добровольно всех выдал!
— За мной! — развернулся коллежский асессор.
Коляска помчалась по тихим темным улицам спящего города. Завтра здесь начнется другая жизнь, в которой не останется «оборотней». Что-то она сулит варнавинцам?
К особняку Бекорюкова подъехали не таясь. В одном из окон горел свет.
— Ну что, Недокрещенный! — крикнул Лыков, становясь на крыльце. — Выходи, я тебя докрещу!
Зазвенело разбитое стекло, грянул выстрел, но сыщик уже стоял под прикрытием стены.
— Медленно все делаешь, Галактиоша, слишком медленно, — с издевкой прокомментировал Алексей. — Это тебе не ювелиров душить. С Лыковым по-другому надо. Твои опричники тоже плохо старались, теперь в канаве лежат. Тебя одного лишь не хватает.