Книга Тихая гавань - Николас Спаркс

Природный газ. Пропан.

Подойдя к гриль-бару, он поднял отделявший покупателей барьер и подошел к мангалу. Включил горелку, вторую. Где-то должен быть клапан, но Кевин не знал, где его искать, а времени в обрез, кто-нибудь уже едет, а Коффи и Рамирес сплетничают о нем, пересмеиваясь и спрашивая, пробовал ли он крабовые котлетки в Провинстауне.

Увидев на вешалке фартук Роджера, Кевин бросил его в огонь. Открыв флакон с растопкой, который держал в руке, он полил из спрея стены вокруг гриля. Флакон был скользким от крови, но Кевин не понимал, откуда взялась кровь. Забравшись на прилавок, он неровными кляксами смочил потолок и спрыгнул на пол. Он тонкой струйкой лил жидкость вдоль фасадной стены, когда заметил, что фартук горит вовсю. Флакон опустел, Кевин отшвырнул его прочь и открыл второй, снова направив струйку в потолок. Языки пламени от фартука уже лизали стены. Он полил растопкой кассу и маленький столик за ней. Второй флакон тоже закончился. Поискав у кассы зажигалку, Кевин нашел целую пластиковую корзину с зажигалками, рядом со стендом с сигаретами. Забрав их, он, спотыкаясь, пробрался к разбитому им окну и вылез наружу, наступая на битое стекло и слыша, как оно, хлопая, трескается под его подошвами. Дойдя до угла, он щелкнул зажигалкой и поднес пламя к разившей бензином стене, глядя, как занялось дерево. Обойдя дом, он тронул зажигалкой мокрую от бензина лестницу, и огонь сразу взвился к самой двери на втором этаже, доставая языками до крыши. Осталась последняя стена.

Огненные цветы цвели уже повсюду, внутри рябило от пламени, ведь Эрин грешница и ее любовник грешник, а в Библии сказано: «…Которые подвергнутся наказанию, вечной погибели от лица Господа…»[18].

Кевин отступил, глядя, как пламя начинает пожирать дом, и отер лицо, оставив на нем кровавые следы. В оранжевом колеблющемся свете он казался жутковатым монстром, выходцем из ада.

В ее сне Джо не улыбалась, сидя рядом с Кэти на колесе обозрения. Она тоже вглядывалась в толпу внизу, сосредоточенно сведя брови.

— Вон, — сказала она, указывая вниз. — Вон он, видишь?

— Что ты здесь делаешь? Где Кристен?

— Кристен спит. А тебе нужно вспомнить. Давай, напрягись.

Кэти послушно смотрела, но внизу было много людей, и все куда-то спешили.

— Где, что? — спрашивала она. — Я ничего не вижу.

— Он здесь, — сказала Джо.

— Кто?

— Ты знаешь.

Во сне колесо обозрения резко остановилось. Звук был громкий, как от разбитого стекла, и прозвучал сигналом к перемене. Праздничные краски начали бледнеть, толпа внизу исчезла, застилаемая облаками, которых не было секунду назад. Мир словно кто-то медленно стирал, и вдруг все померкло. Кэти окружила непроницаемая темнота, нарушаемая лишь странными вспышками на границе поля зрения и звуками знакомого голоса.

Джо заговорила снова, почти шепотом:

— Чувствуешь запах?

Кэти потянула носом, все еще не до конца проснувшись. Глаза широко раскрылись — их отчего-то защипало, когда она пыталась сфокусировать зрение. Телевизор еще работал, и Кэти поняла, что заснула. Сон быстро забывался, но слова Джо эхом отдавались в ушах: «Чувствуешь запах?»

С сонным глубоким вздохом Кэти села и сразу закашлялась. Через мгновение она поняла, что в комнате дым. Она сорвалась с дивана.

За окном Кэти увидела пламя, танцующее, свивающееся в оранжевые вихри. Она выскочила в коридор. Из кухни плотными клубами валил дым. Кэти услышала словно бы звуки приближающегося поезда, который перекрывали треск, хлопки и шипенье, и как-то сразу осознала ситуацию.

О Господи, дети!

Обмерев от ужаса, Кэти кинулась в комнату Джоша, которая была ближе.

Подбежав к постели, она схватила Джоша за руку:

— Джош, вставай! Дом горит! Надо выбираться!

Спросонья мальчик попробовал хныкать, но Кэти рывком заставила его встать и прервала жалобы, заорав:

— Живей!

Кэти вытолкала его в коридор, где Джош сразу закашлялся, согнувшись пополам, и потащила к комнате Кристен, нащупывая дверь.

Здесь дыма было меньше, но явственно ощущался нарастающий жар. Выпустив у кровати руку Джоша, который плакал и кашлял на каждом слове, Кэти разбудила девочку и перекинула ее через плечо.

Выскочив из комнаты — с Джошем за руку, а с Кристен на руках, — она сквозь дым увидела в конце коридора, у выхода оранжевое пламя. Кэти развернулась и побежала от огня к спальне Алекса.

Она ворвалась в комнату, захлопнула дверь, включила свет. Электричество еще было, и еще было чем дышать. Кровать Алекса стояла у одной стены, комод — у другой, между окон — кресло-качалка.

Сотрясаемая мучительным кашлем, спотыкаясь, она потащила Джоша и Кристен к окну. Оба уже кричали и плакали от болезненных спазмов кашля. Кэти попробовала освободить руки, чтобы поднять раму, но Кристен и Джош вцепились в нее и повисли.

— Мне нужно открыть окошко! — закричала она, стряхивая с себя детей. — Больше выбраться негде!

Испуганные дети не поняли, но объяснять времени не было. Кэти лихорадочно дернула старомодную оконную защелку и, напрягая мышцы, попробовала поднять вверх тяжелую раму. Та не поддавалась. Приглядевшись, Кэти увидела в щелях толстый слой краски — раму покрасили закрытой, должно быть, несколько лет назад. Кэти растерялась, но при виде двух перепуганных детей, смотревших на нее расширенными глазами, в голове наступила полная ясность. Она судорожно огляделась, ища что-нибудь тяжелое, и схватилась за кресло-качалку.

Оно было тяжелым, но Кэти, не чувствуя этого, подняла кресло и с силой обрушила на окно. Стекло треснуло, но не разбилось. Кэти ударила снова, плача от страха и волнения, и кресло вылетело наружу, звучно задев козырек над входом в магазин. Сбив осколки внизу рамы, Кэти кинулась к кровати, сорвала покрывало и бросила его на подоконник и раму.

За спиной раздался громкий треск. Кэти в ужасе обернулась. Тонкие длинные языки, как усики плюща, лизали потолок. Не в силах сразу оторваться от завораживающе-жуткого зрелища, она вдруг заметила портрет на стене. Кэти подумала, что это покойная жена Алекса, но тут же ошеломленно заморгала, смигивая слезы. Решив, что это ей чудится за пеленой дыма и в адреналиновом угаре, она невольно сделала шаг к очень знакомому лицу, но над головой раздался странный гул, и Кэти словно очнулась. Она схватила с кровати одеяло, поставила Джоша и Кристен на подоконник, вскочила на него сама, свесила ноги и, обернув детей одеялом, притянула к себе.

Молясь, чтобы одеяло защитило детей от осколков стекла, Кэти начала понемногу съезжать на козырек над магазином. В воздухе они висели, казалось, целую вечность. Кэти извернулась так, чтобы дети оказались сверху, и упала на козырек спиной. От окна было всего четыре или пять футов, но от удара она не сразу смогла вздохнуть. Боль прокатилась по ней волной.