Книга Тени тевтонов - Алексей Иванов

«Хорошо, что эти идиоты ещё не наделали шума, за которым последовала бы русская облава на катакомбы», – подумал Кох, а вслух сказал:

– Победу приближают даже малые дела. Среди вас есть члены партии?

– Я сам, господин гауляйтер! – Зигги вытянулся.

– Я! Я! – отрапортовали танкист и жандарм.

– Я с тридцать пятого года! – добавил гражданский в очках.

Кох спрашивал о членах партии не из патриотизма. Он сразу сообразил, что вся эта вонючая толпа не влезет в его субмарину. Толпу надо сократить. Партийных проще будет послать на какое-нибудь задание, где русские их прикончат, а прочих лишних ему, гауляйтеру, придётся пристрелить самому.

Впрочем, больше всего Коха сейчас интересовала судьба адъютанта.

– Имеете ли вы какие-либо сведения о гауптштурмфюрере фон Дитце?

Хельга опередила Зигги с ответом:

– Он умер, господин гауляйтер.

Коха обдало холодом. Он развернулся к девушке и прищурился:

– Это ваша племянница, Людерс?

– Да, – кивнул Людерс и приобнял Хельгу, словно защищал её.

– Расскажите мне, фройляйн, – вежливо попросил Кох.

Фон Дитц был здесь единственным, о ком он, Эрих Кох, мог сожалеть.

– Господин фон Дитц пришёл за мной и попал в засаду к русским.

Хельга сама видела, как русские солдаты выносят из дровяного сарая во дворе труп фон Дитца. Потом Володя объяснил ей, как погиб фон Дитц.

Кох предчувствовал, что с Гуго стряслась беда, и всё-таки известие о его смерти произвело очень гнетущее впечатление. Разумеется, Гуго был важен не сам по себе, а как помощник в бегстве. Баловень судьбы и любимец женщин, аристократ, автогонщик и яхтсмен, вопреки своей удачливости адъютант закончил нелепо и внезапно. Для Коха его гибель стала грубым напоминанием, что собственная судьба тоже висит на тонкой ниточке.

– Господин гауляйтер, – влез Зигги, мстительно глянув на Хельгу, – эта девушка – любовница русского! Полагаю, она сама выдала фон Дитца!

– Чего мелешь, щенок?! – тотчас вскинулся Людерс.

– Спокойно! – прикрикнул Кох. – Говорите, фройляйн.

Хельга посмотрела гауляйтеру в глаза. После страха перед Зигги она уже ничего не боялась. И в гауляйтере, невысоком и коренастом, она не ощущала никакого величия. Эрих Кох был похож на обычного конторского служащего.

– Обер-лейтенант Киперт давно и безответно влюблён в меня. – Хельга не пощадила самолюбие Зигги. – Он вломился ко мне домой днём, чтобы увести к себе в катакомбы, и едва не попал в плен. Русские допросили меня и потом устроили засаду на лейтенанта Киперта. А в засаду угодил господин фон Дитц.

У Зигги перехватило дыхание, он побагровел от стыда и гнева.

– Испанские страсти, – мрачно буркнул Кох.

– Да, я обманулся, господин гауляйтер, – сдавленно признал Зигги. – Однако фройляйн Хельга действительно предала идеалы рейха! Я привёл её сюда, отбив у русского любовника!

– Ложь! – звонко ответила Хельга.

Все силы её души напряглись в готовности к сопротивлению.

Конечно, лгала она, а не Зигги, и лгала первый раз в жизни. Но лгать ей было легко, потому что по-настоящему никакой лжи не было. Рейха больше не существует, и его идеалов – тоже. А подлинная правда – там, где любовь и свобода. Значит, правда у Вольди, а не у Зигги. Да, она, Хельга, ни за что не выдаст своих чувств к русскому, ведь вокруг только враги и она сражается за себя одна против всех. Но Вольди придёт за ней, надо лишь продержаться.

Кох в раздражении оборвал неуместный спор:

– Сцену ревности отложим на другое время. Вы моряк, господин Киперт?

Зигги откашлялся в сторону.

– Да, господин гауляйтер. Я выпускник Школы подводников в Пиллау.

– Господа, оставьте меня с лейтенантом Кипертом наедине.

«Вервольфовцы», а за ними и Людерс с Хельгой вышли из бункера.

В длинном тоннеле «вервольфовцы» привычно опустились на пол, а Людерс отвёл Хельгу подальше, взял за плечо и строго посмотрел в глаза.

– Что за бред я услышал, Хели? – спросил он.

Хельга виновато улыбнулась и погладила дядю по колючей скуле.

Дядюшка был хорошим человеком, пусть и суровым, но добрым. Он ни разу ничем не обидел племянницу, он любил её – смущённо, нежно и неумело. Хельге стало очень жаль его. Он жил прошлым, которое никогда уже не вернётся. В этом прошлом над непобедимым рейхом реяло знамя со свастикой, а маленькая девочка Хели всегда держала дядю Грегора за руку.

– Зигги – злой и сумасшедший, – сказала Хельга. – Ты исчез, а он меня преследовал. Я боялась. Русские хотели поймать его, когда он снова вылезет из-под земли, поэтому меня сопровождал солдат. Я не сделала ничего плохого.

Всю правду она говорить не стала. Дядюшка не поймёт. Пока не поймёт.

Людерс опять обнял и прижал Хельгу к себе.

– А как ты, дядюшка?

– У господина гауляйтера здесь спрятана подводная лодка, – прошептал Людерс. – Меня вызвали, чтобы я вывел её из гавани. Мы покинем Пиллау, Хели. Обоснуемся в другом городе и продолжим борьбу с русскими.

«А Вольди?!» – чуть не вскрикнула Хельга.

Она ничего не успела возразить. Зигги Киперт вышел из бункера.

– Подождите! – приказал он своим людям и направился к Людерсам.

– Господин лоцман, – сухо обратился он, – гауляйтер просит вас принести ему то, что вы обещали вручить. Я провожу вас.

Вид у Зигги был непроницаемый.

Людерс распрямился от волнения, выпустив Хельгу из объятий. Наконец-то гауляйтер внял зову истории! Принять меч магистра – значит выйти на бой!

– Следуйте за мной, лейтенант, – произнёс Людерс дрогнувшим голосом.

Он широко и решительно пошагал по тоннелю к складскому отсеку. Хельга поспешила за дядей. Зигги Киперт держал дистанцию.

Ящики с музейными экспонатами хранились в одном из пустующих технических помещений комплекса. Стальная дверь в отсек была заперта на простой засов. Людерс перекинул рычаг рубильника на распределительном щитке, включая свет, сдвинул засов и открыл дверь. Хельга увидела бетонную камеру и четыре зелёных ящика в углу. Людерс направился к ним.

– Хели, помоги мне, – приказал он, не желая просить Зигги.

Хельга ступила в камеру.

И тотчас стальная дверь у неё за спиной захлопнулась. Снаружи мягко шаркнул смазанный засов, а затем свет погас.

– Что такое? – в кромешной темноте изумился Людерс.

А Хельга всё поняла. Их заманили в ловушку как последних простаков.

– Дядя, мы в тюрьме, – тихо сказала она.