Книга Телегония, или Эффект первого самца - Инна Балтийская

– Вероника Николаевна, да все я понимаю. – Майор с неподдельным сочувствием смотрел на меня. – Я же не злодей какой, у меня внучок двухлетний. Дочка без мужа родила. Мне о семье думать надо. Если ваших детей пожалею, сам без должности останусь. А я ведь ради нее, можно сказать, душу дьяволу продал. Как же мне теперь? Мне вас жалко, попали вы, простите, как кур в ощип. Но дочку родную мне еще больше жаль. Так что вы уж постарайтесь меня понять. А пропавшие без вести мне никак не нужны. Я теперь в городе за порядок отвечаю, и пропавших без вести больше не будет.

– Вероника, не унижайся, – подал голос Платон. – Ты что, не понимаешь, что этим людям никого не жаль? Федотов, ты мою невесту куда дел?

– Ты хочешь знать, где она похоронена? – поинтересовался майор. – Узнаешь. Будешь хорошо себя вести, увидишь могилку.

– Но за что? За что ты ее убил?

– Ох, Платоша, дорогой ты мой, – вздохнул майор. – Я ее не убивал. И даже не похищал. Я всего лишь закрывал глаза на все похищения. Ну, помогал иногда следы замести. Мне пообещали власть в городе и большие деньги. Как видишь, все выполнили. А уж зачем твоя Лиля им понадобилась, да и все остальные бабы, понятия не имею. Ты ж понимаешь: меньше знаешь – крепче спишь.

Платон замолк. По его напряженному лицу было понятно, что он пытается освободиться от веревок. Вадим с легкой усмешкой наблюдал за ним. Майор же продолжал оправдываться передо мной. Похоже, он очень хотел, чтобы я простила его перед смертью.

– Вероника Николаевна, я сначала не соглашался на ваше исчезновение. Вы мне очень симпатичны и как человек, и как женщина, ведь в городе и других баб немало. Но тут… Понимаете, старая у вас с ним вражда. От меня ничего не зависело.

Я смотрела на него, заливаясь слезами, и ничего не понимала. Старая вражда? Но я впервые в этом городке, я тут никого не знаю! И у меня вообще нет, никогда не было врагов.

– Вот журналистку молодую недавно похитили, – продолжал майор. – Почему бы ее не использовать? Но нет, Самойлову вас подавай…

Я невольно ахнула. Загадочный профессор Самойлов – вот кто стоит за всеми похищениями! Вот где окопался этот человек-невидимка, странный ученый, уверяющий, что достиг небывалых успехов в межвидовом скрещивании!

– Так что простите меня, Вероника Николаевна, – повинился майор. – Не смог я вас защитить.

– И где же сам Самойлов? – вытирая слезы рукавом, спросила я.

Вдруг мелькнула дикая мысль: что уж с коллегой-ученым я смогу найти общий язык. Скажу, что наконец-то осознала всю его гениальность. Пообещаю, что стану его преданной ученицей, уверую во все его достижения, напечатаю статью, – нет, много статей! – где освещу все его удивительные открытия. Зачем ему моя смерть? Самая сладкая месть для него – то, что после стольких лет бешеных споров я признаю его полную, безоговорочную правоту.

– Он скоро приедет сюда, Вероника Николаевна, – успокоил майор. – Не успел подготовиться к вашему визиту. Вы нас несколько поторопили со своими догадками, пришлось срочно менять планы. Не могли же мы сдать наших гинекологов, а вы вцепились в них, аки бульдог. Так что вы уж извините за мелкие неудобства. Даже комнату, я погляжу, прибрать не успели. Хотя для вас, наверное, поприличнее место в доме найдется. Самойлову вы как человек очень понравились. Он сначала проучить вас хотел, но потом передумал. Говорит, что, наоборот, обессмертит ваше имя в веках.

– Но я его не знаю. – Слезы вновь полились из моих глаз. – Я только письма его читала. Мы же не виделись ни разу, откуда ему знать, какой я человек?

– Конечно, вы его знаете, – заверил майор. – И вы не пожалеете об этом знакомстве. Он настоящий фанатик. Это я ввязался в эту авантюру ради денег и власти. А для него нет ничего важнее науки. Как и для вас, верно?

Я лишь молча покачала головой. Нет, для меня сейчас важнее было совсем другое. Моя жизнь, жизнь Платона, Ромка, мои дети… До науки мне не было дела.

– Когда он приехал в наш городок три года назад, – продолжал майор, – я сначала подумал, что он просто псих. Маньяк. Я выслушал его, и мне, не поверите, стало страшно. Но у меня дочка серьезно заболела… Ее парень бросил, беременную, а она сдуру химии ядовитой нахлебалась. В больнице думали, что не откачают.

Этот урод толстый, Рыбалко, меня подготавливать начал: мол, крепитесь, мы сделали что могли… – Лицо Федотова передернулось от гнева. – Погибли бы и Лидочка, и ребенок. Но Самойлов, святой человек, спас обоих. И после этого предложил мне… Я ему не поверил сначала. Думал, брехня все, ничего у нас не получится. Невозможно похищать людей так, чтобы не было следов. Невозможно выращивать из кусочков кожи целые органы. Он понял, что я не верю. И на мой счет пришло сразу пять тысяч евро от фонда Фороса. И я согласился на все. Я не стал бы этого делать ради науки. Но ради своей дочери и внука сделал. И буду делать сколько понадобится.

– Спасибо на добром слове, Александр Тихонович! – раздался от двери знакомый голос. – Молодец, сынок, отличная работа! Вероника Николаевна, прошу вас, извините за опоздание. Негоже заставлять прекрасную даму ждать, но старость – не радость, не успеваю теперь и половину задуманного. Но наш научный спор, уважаемая профессор Нежданова, мы с вами продолжим. Правда, теперь – на практике.

Я медленно оглянулась, пытаясь убедить себя, что ошибаюсь и этот приятный мужской голос не принадлежит безобидному добряку, милому судмедэксперту Кириллу Петровичу.

Глава 43

Мы с профессором Самойловым прогуливались по вымощенным плитками аллеям его двора. Светило яркое сентябрьское солнышко, с ветвей высоких дубов пели птицы, мимо прошмыгнула серая кошка с пушистым хвостом и вытянутой, как у шпица, мордой. Прогулка выглядела бы сплошной идиллией, если б не автоматчик на вышке и сидевший на скамейке возле забора Стас. Платона куда-то унесли два мужика в камуфляжной форме, но Кирилл Петрович заверил меня, что никакого вреда ему не причинят. По крайней мере, пока я буду хорошей девочкой. Я никак не могла понять, что он задумал, и оттого на душе было на редкость погано.

– Не волнуйтесь так, милая Вероника Николаевна, – по-отечески успокаивал меня Самойлов. – В доме идет небольшая подготовка к заключительной части нашего спора. Я, как человек культурный, не могу допустить, чтобы вы скучали в ожидании. Лучше мы погуляем, полюбуемся на красоту вокруг, побеседуем. Разве вам не интересно побеседовать со мной не в письмах, а лично?

– Я не могу сейчас вести научные споры, – честно призналась я. – Не в том состоянии. Лучше скажите, зачем роддом-то сожгли? Чего вы боялись? Неужели в этом городке у рожениц заполняют генетические карты?

– С роддомом накладка вышла, – вздохнул Кирилл Петрович. – Мои люди слушали все ваши разговоры с Платоном и регулярно докладывали мне. А тут вы утром решили ехать в роддом, они мне звонят, а я, как назло, на планерке. Ну не могу же я при всех их выслушать и приказ отдать! Разбираться не стал, коротко велел действовать по обстановке. А эти орлы биофак не кончали, да что там, и ПТУ-то закончили с трудом. Как им разобраться, хранится в архиве роддома что-то опасное для нас или нет? Ну и сожгли его от греха подальше.