Книга Перепиши меня начисто - Тальяна Орлова

– Почему я это чувствую? – спросила, а затем заорала почти в полный голос: – Почему я это чувствую, Даррен?!

– Что именно? – его голос прозвучал ненормально равнодушно.

Это неожиданное спокойствие немного отрезвило и меня, помогая подбирать по ошметкам правильные формулировки:

– Это странное напряжение… Это желание… пойти за тобой. К тебе. Унизиться даже до того, чтобы стать содержанкой богача. Лишь бы это продолжалось – хотя бы столько, сколько может продолжаться. Меня будто подменили… Мне даже во сне кажется, что ты смотришь – всегда смотришь на меня. И я люблю, когда ты смотришь именно так… Я чувствую такое, чего не могу чувствовать. Будто бы я уже согласилась. Это раздражение – оно дребезжит на кончиках пальцев, и резонирует с тобой… Я хочу просто раствориться или убить тебя, лишь бы этого больше не чувствовать. Как объяснить тебе, если я сама не понимаю?

– Ничего себе признания, – он присвистнул. Показалось, что едва сдержал улыбку. – Ината, не дергайся, со временем все уляжется.

– Что именно? – меня злило, что я явно понимаю в ситуации куда меньше него. – Что уляжется?

– Эти чувства.

Ответ был непонятен. Еще более непонятен его жест, когда он положил руки мне на талию и так удержал, чтобы я перестала метаться. Поймал мой взгляд и продолжил – на грани слышимости:

– Мы оба были в ЦНИ, Ината. Твоя память удалена, как и положено.

Я от изумления расширила глаза и не смогла задать вопрос. Он объяснил сам:

– Я нарушил кое-какие инструкции и оставил в твоей голове… чистые эмоции. Ни одного события оттуда ты не вспомнишь, но твои чувства – это сухой остаток от того, что ты чувствовала там. Помнишь, как ты быстро разговорилась с Тоем и расслабилась в его присутствии? Дело в том, что в системе он стал твоим лучшим другом.

Едва не задыхаясь от нахлынувшего понимания, я пыталась пробраться взглядом в его глаза.

– Лучшим другом? Боже… Он поэтому смотрел на меня с таким видом, будто соскучился и готов обсуждать любую ерунду? А ты? Что я чувствовала к тебе?

– Кажется, на этот вопрос ты недавно и ответила, – теперь он улыбку не сдержал.

Я резко выдохнула. Вероятно, я любила его. И была с ним, и точно так же вцеплялась пальцами ему в плечи и заглядывала в глаза, пытаясь сквозь них понять все самое о нем важное. Почему-то это так легко представилось, что я начала расслабляться.

– Расскажи, Даррен, – я умоляла. – Расскажи все.

– Ну уж нет, – он с улыбкой немного отстранился.

– Почему? Это нарушение инструкций? О… ты ведь говорил, что тебя уволили? За это и уволили, что ты нарушил процедуру очистки?

– Не за это, про тебя никто не знает. Мне нужно было уволиться, а нарушений за мной хватило, я помог их собрать. Но о твоем пребывании там я рассказать не могу. А в данном случае еще и не хочу, – он затих, оценивая мою реакцию, потом резко вдохнул и сказал: – Вот это твое желание раствориться или убить было и там, а я хотел бы, чтобы осталось что-то одно. Потому я рад, что ты ничего не помнишь. Я оставил в твоей голове ровно столько, чтобы у меня был шанс все сделать немного иначе. Совсем немного, в мельчайших деталях, но вторую попытку я не упущу.

Я все еще ничего не понимала. Хотя стало проще чувствовать то, что я и чувствовала раньше, просто безотчетно.

– И что будет дальше?

Он потянул меня за руку и переплел пальцы.

– Мы как раз в парке. Значит, с прогулки и начнем. Во второй раз я все сделаю правильно, Ината. Но учти, что нежным и послушным мальчиком я не стану, это не про нас с тобой. Другое дело, что к этой мысли я тебя теперь правильно подведу. Как на счет ужина в воскресенье? Заметь, я хочу, чтобы ты соглашалась! А может, нам вообще, письменное соглашение каждый месяц подписывать? «Я, Ината Нист, согласна еще месяц растворяться в Даррене Кинреде, пусть и не помню, как мы познакомились». Хотя черт с тобой, когда-нибудь я тебе все расскажу, но сделаю это только после того, как у меня будет письменное заявление о том, что ты официально не можешь без меня жить.

Я шла за ним, чувствуя какую-то иронию в его словах, но не могла уловить ее суть. И да, почти ничего не понимала. Но осознанные эмоции затопили нутро, поднялись до самого горла и постепенно расходились по кровеносным сосудам. Я когда-то любила его. А может, и ненавидела. Но совершенно точно и тогда я не хотела отнимать у него свою руку.

Эпилог

Действительно, я вышла замуж за самого невыносимого мужчину на всем белом свете.

О, он красив и сексуален, умеет быть романтиком и способен на такую нежность, что изредка у меня сводит скулы от переизбытка галантности. Однако суть его в другом: Даррен Кинред – неисправимый манипулятор, ему приходится делать над собой усилия, чтобы хоть иногда не быть так сильно похожим на себя. А мне нельзя ни на секунду расслабляться.

Он даже голосом умеет управлять так, что мурашки по спине расходятся и создается ощущение его абсолютной правоты:

– Знаешь, Ината, а ведь это самая обычная проверка на зависимость от общественного мнения. На первом курсе тебя с учебы забирал отец, потому что ты боялась показать свой настоящий социальный ранг, а теперь я не могу забирать тебя с учебы, потому что ты боишься показать свой настоящий социальный ранг. Чувствуешь подвох? Ты боишься, что тебя начнут презирать, потом того, что начнут завидовать, а где же настоящая Ината? Мечется в этом узком коридорчике общественного мнения?

Я вздохнула, прижав учебную сумку к груди.

– Это ты так признался в том, как сильно хочешь меня забирать с учебы?

– Ну, примерно. Твоему отцу есть чем заняться – у него наконец-то наступила жизнь, в которой он начал жить. А мне доставляет удовольствие тебя встречать и уводить из-под носа твоих одногруппников.

– А так ты признался, что ревнуешь меня к одногруппникам? Я за тобой не успеваю, Даррен.

– Ни в коем случае не ревную! Ты, кажется, слушаешь меня очень выборочно.

– Может, тебе таксистом устроиться? Раз тебе всерьез заняться нечем.

– Я пытался! Пять инфарктов из пяти, когда я приземлился, чтобы забрать клиентов.

Я оценила шутку и расхохоталась. На самом деле Даррен преувеличивал и на счет свободного времени. Официально он больше не был директором пятого уровня, но оставался штатным консультантом, потому ездил в ЦНИ почти ежедневно. Тем не менее я была рада, что он не находится там постоянно – и не только потому, что мне было мало видеть мужа раз в неделю. Даже после коротких посещений Даррен возвращался будто немного другим: замкнутым, сдержанным, высушенным. Он никогда не говорил о работе – не имел на это права. Но я никогда и не спрашивала – не хотела знать причину, по которой настолько уравновешенный и хладнокровный человек станет непроизвольно поджимать губы и смотреть в одну точку. И я знала, почему он когда-то ушел с должности, – это был его единственный способ стать более человечным и более счастливым.