Книга Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова

— У товарняка тоже сопровождающие есть, — напомнила Задрыга, какая не любила ездить в вертушках.

— Не на открытой платформе, в вагоне смоемся. Как бывало. Что нам сопровождающие?

— А может, автобусом слинять? — предложил Таранка.

— Чокнутый! Совсем сдвинутый! Если машины шмонать будут, автобусы и подавно! — оборвал Глыба. И все тут же услышали из-за двери три условных крика. К дому шла милиция.

Фартовые мигом выскочили из хазы в сарай, из него — на

кладбище, запетляли между могил и памятников. Без оглядки, бегом, скорее унести ноги от опасности, наступавшей на пятки.

Вот они выскочили в парк. Бегом по аллее. Вниз к реке. Приметили рыбачий катер. Но не успели. Снова берегом к кирпичному заводу. Там баржа отходила от причала, груженная доверху кирпичом. Заскочили, не спросив, куда идет, возьмут ли их? Сопровождающий крик поднял. Пришлось выметаться, пригрозив напоследок.

И тут Таранка самосвалы увидел. Но пахан указал чуть дальше, на вагоны, стоявшие под погрузкой. К ним уже подходил паровоз. Только успели заскочить, услышали свисток совсем рядом. Головы в плечи втянули. Испугались ни на шутку. Оказался — свисток паровоза. s

Через приоткрытую дверь вагона Задрыга увидела милицию подоспевшую на заводской двор. Но поезд уже повел вагоны к станции, набирая скорость.

Так уж случилось, что остановились фартовые перед пассажирским поездом, отправлявшимся в Москву.

— Рискнем? — предложил Глыба. И фартовые уже на ходу заскочили в вагоны.

— Куда без билета? — загородила собою ступени кондуктор. Ее оттолкнули. Баба возмутилась. Но завидев живые деньги в руках припоздавших пассажиров, тут же нашла свободные места, всех разместила.

Задрыга попала в купе к двум старухам. Одна из них бесконечно жевала, вторая что-то рассказывала, не интересуясь, слушают ее или нет.

Капка под эту болтовню вскоре уснула и не услышала, как в вагон пришла милиция.

Чтобы никто не ускользнул от проверки, документы и вещи проверялись с обоих входов. Милиция будила спящих, сверяя личность с фотографией. Поднимала нижние полки, заглядывала в верхний багажный отсек.

Задрыга, едва открылась дверь купе, сразу проснулась. Увидев милиционеров, сжалась в комок.

Те, окинув взглядом старух и девчонку, не стали проверять, извинились и пошли дальше.

Задрыга тут же оделась, встала.

— Куда ты идешь? Не видишь, бандитов ищут! — хотела придержать ее одна из старух, но Капка, открыв сумку, уже достала разношенные туфли, надела их и вышла в проход.

Милиция уже проверяла документы фартовых, хотела взглянуть на багаж. Задрыга, поняв это, разогналась от своего купе. И, словно поскользнувшись, наступила на ноги проверяющих. Те взвыли от боли, едва сдержав площадную брань. Они так и не поняли, что произошло, почему их полуботинки оказались проколотыми насквозь. Сразу не додумались проверить обувь Задрыги, какая надевала эти туфли в особых случаях, когда хотела кого-то наказать особо жестоко и быстро. Вместо каблуков в них были гвозди. И только Капка умела ходить в них на носках, не касаясь «каблуками» пола. Эти туфли не раз испытали ноги Боцмана и Таранки. Сколько раз фартовые искали их, чтобы сжечь, закопать, выбросить. Но Задрыга умела их прятать, как свое самое любимое оружие пытки.

— Мать твою! Что это? — недоумевали милиционеры. У них сразу пропала охота к проверке пассажиров. Хромая й бранясь, они кое-как вышли из вагона. Двое других, увидев, что случилось, бегло оглядев пассажиров, поспешили из вагона. Не станешь же проверять девчонку, если надо было найти воров. Попробуй ее вывести из поезда, старухи, с какими она ехала, хай поднимут. Все пассажиры поддержат их и сорвут проверку, на какую сразу не стало сил.

Вскоре закончилась проверка остальных вагонов, и поезд медленно отошел от перрона.

Задрыга видела, как тяжело влезли в милицейскую машину двое проверяющих. А фартовые с облегчением вздохнули. Именно в этом купе везли они самый дорогой груз. Ради него рисковали всем. Найди его милиция, не спасли бы ксивы; И Шакал, глянув на Задрыгу, взглядом похвалил ее.

Капка гордилась, когда пахан, рассказывая о своем разговоре с маэстро законникам, не выгнал ее. Дал послушать. И Задрыга узнала, что теперь владения малины увеличились впятеро. Что Черная сова станет самой богатой малиной. И в случае шухера, может линять в Одессу, где маэстро обещал полную безопасность, кайфовую хазу, поддержку во всем.

Маэстро не обиделся на Шакала за то, что тот не был в деле, не доставал его из тюрьмы. Понимал на пробитых катушках в дело не ходят. Но выговорил Шакалу за то, что тот отпустил Седого, оставив суку дышать.

— Не замокрил тебя? Дал слинять? Но и тебе помешал размазать лягавого! Значит, ваши жизни поставил вровень и ты с тем согласился, сравнил себя с ментом! Не ожидал! — сказал маэстро зловеще. И добавил:

— Нет веры суке! Ты его отпустил дышать, я твое слово отменяю! И не дергайся! Седого уберут другие малины. Кто не в обязанниках у падлы. И, секи! Не цени свой кентель выше колганов фартовых, попухших из-за козла! Ведь и меня он высветил лягавым! Скурвился как последний пидер!

Шакал молчал. А маэстро добавил тихо:

— Если б. не твоя малина, доставшая меня из тюряги, узнай я о Седом, с тебя колган полетел бы на разборке. Доперло? Ну, то-то…

Никому не рассказывал Шакал о своем разговоре с Седым в сарае, куда тот притащил пахана с простреленной ногой.

— Для тебя он — лягавый! А для меня — кореш. Воевали мы вместе с ним. В одном танке — от Сталинграда до Берлина доперли. Война — не фарт. Он меня от ожмуренья четыре года берег. Свой кентель подставлял, чтобы я дышал. Такое — не посеешь до могилы! Тебе это не понять никогда. Он командиром танка был. А мы его, как брата, любили. Как друга. Потому, не дал загробить. И любого за него замокрю. Никого у меня на свете нет кроме памяти, а в ней — лишь Семен живет…

Шакал понял Седого. Но маэстро считал иначе:

— Недобитый сука злей мента. Он засветит любого. И тебя— простившего — в первую голову… Пока Седой дышит, старайся подальше от него, коль замокрить не смог. Недолог курвин век. Накроют его кенты. Я уже велел кому надо, убрать паскуду. Думаю, когда возникну в Одессе, кенты уже замокрят лярву. А ты, секи, шакалы не должны прощать, Не та у них кровь…

Пахан малины не раз в этом разговоре пожалел, что простил Седого. Но данное слово решил не нарушать и скорее забыть о том, с кем было связано немало неприятностей.

Малина хотела, приехав в Москву, не задерживаться, тут же махнуть в Ленинград. Шакал в Ростове слышал от паханов, что те со своими кентами сшибли неплохие навары на музеях и выставках, на антикварах и дантистах.

— Теперь это наше! Маэстро отдал! Навары дернем с городских малин. Бухнем! Задышим на большой! Положняк снимем со всех падлюк. Там он — кучерявый! Паханы вякали, кенты те кайфово канают! — говорил Шакал, мечтая, как заживет в новых владениях, прижав к ногтю городскую лягашку, прокуроров, каким налогом обложит шпану.