Книга Опимия - Рафаэлло Джованьоли

Это говорил Нумерий, который, не найдя места внутри трактира, уселся вместе со своими дружками Мегеллом и Бибуланом на воздухе, чтобы поглядеть на донышко конгии.

— Значит, верно, что через ограду святилища перебрался не один человек? — спросил добрый Курий Мегелл, который, казалось, не верил в ночное происшествие, настолько оно представлялось ему невероятным и чудовищным.

— Ну да... да... не один. Рабы весталок в один голос утверждают, что в сад пробрались четверо, не считая ещё тех, кто остались в Роще Говорящего вещателя. Налей-ка мне.

— Клянусь всеми небесными богами! — воскликнул Мегелл, наполняя каленским бокал Нумерия. — Мне кажется невозможным столь мерзкое святотатство! И, помолчав с минуту, спросил:

— А вдруг эти проклятые осквернители просто хотели похитить что-нибудь ценное из того, что было в храме?

— Ну... вероятно, не проникают таким вот образом в святое место ради похищения какой-то диадемы, геммы или даже кусочка золота, принесённых в дар Богине, — с язвительной усмешкой ответил Нумерий. И, отхлебнув глоток вина, продолжил: — Один из похитителей, прыгая с садовой ограды в Рощу Говорящего вещателя, сломал себе ногу. Он пытался убежать, но храмовые рабы напали на него и убили. В нём признали раба, а поэтому мне кажется ясным, что напавшие на храм были рабами или другими людьми низкого звания. Они просто хотели ограбить храм.

В этот самый момент ещё два раба с инструментами каменщиков и вёдрами с известью вошли в садовую калитку, а потом исчезли за той же дверью, что и первые каменотёсы.

— О, бессмертные боги! — пробормотал, поднимаясь на ноги, Кантилий, чувствуя, как дрожь пробежала по его телу. — Слишком много каменщиков захотели работать в подвале.

И вдруг голова его закружилась. Он понял, что в этом подвале собираются Агастабал и его сообщники. Он понял, что все собравшиеся там люди замышляют злодеяние против Республики. И наконец он понял, что речь идёт не только о похищении палладия, но и том, чтобы дать из города каким-либо способом знак врагу, который может в любой момент подойти к Риму.

Всё это он осознал почти интуитивно, догадавшись за миг до того, как кровь прилила ему в голову, когда эти мысли, эти ощущения потрясли всю его волю и чрезмерно возбудили мозг, и Луций уже больше ничего не видел, больше ни о чём не думал; одно занимало его мысли: родина в опасности! Зрачки его расширились и почти вылезли из глазниц, он встал и, обращаясь к трём горожанам, сидевшим за соседним столом, крикнул дрожащим и прерывающимся голосом:

— Граждане! Хотите помочь мне раскрыть гнездо подлецов, затевающих заговор против Республики?.. Хотите вместе со мной застать врасплох тех, кто пытался прошлой ночью проникнуть в храм Весты, а в этот момент, и я в том уверен, они находятся под нами, во мраке и строят козни против Рима?

Здесь Луций Кантилий прервался, словно желая посмотреть, как реагируют на его призыв граждане, к которым он обращался.

А те повернулись к говорившему с ними на абсолютно чистой латыни да ещё так пылко, так вдохновенно, содрогаясь от переполнявших его чувств и любви к родине; повернулись и — остолбенели, переходя от недоверия к изумлению, от насмешки и ошеломлённости к разглядыванию остановившимися зрачками того, кто сказал эти слова.

— Так ты римлянин? — вдруг спросил Курий Мегелл, который задал свой вопрос, услышав слова Кантилия и его римский говор, тогда как цвет кожи убеждал спросившего, что перед ним африканец.

— Какой римлянин!.. — презрительно бросил Нумерий. — Или ты не видишь, что он чёрен, как слуга Миноса?

— Ах!.. — вскрикнул Луций Кантилий, проведя рукой по лицу, — да, правда... я выкрасился... Но это из любви к нашей родине и для того, чтобы раскрыть притон злодеев... Выкрасился часа четыре назад... Не обращайте внимания на теперешний цвет моей кожи...

Бросив вокруг себя безумный взгляд, Кантилий схватил край белой тоги Курия Мегелла и, поспешно окунув его в вино, остававшееся в бокале, стал тереть одну из щёк; и сразу же на этом месте сажистый цвет исчез, обнажив нежно-белую кожу Кантилия.

А молодой всадник прерывистыми, но полными чувства и энергии словами, в которых нельзя было бы найти ни капли притворства, продолжал:

— Говорю вам, не глядите на теперешний цвет моей кожи; посмотрите лучше на дрожь моего тела, прислушайтесь к опрометчивости моих слов, стряхните с себя сон, ради двенадцати богов-советников, дайте мне руки, и мы вместе схватим этих злейших врагов Рима.

Луций Кантилий говорил и действовал словно бы не в себе, но как человек, побуждаемый серьёзным чувством и великой страстью, и слова его подействовали на Нумерия, Мегелла и Бибулана; убеждённые правдивостью, сквозившей в словах Кантилия, они также захотели сделать хоть что-нибудь для Республики.

— Итак, — сказал Кантилий, в каждой фибре души которого всё ещё сохранялось нервное напряжение, вызвавшее этот неосторожный взрыв гнева, — итак, я пойду один в эту дверцу, — и он указал на неё пальцем, — в подвал, где эти трусы вместе с кабатчиком плетут свои интриги и готовят гибель Республики; с меня будет достаточно, если вы останетесь охранять вход...

— Все мы пойдём с тобой, — раздались голоса горожан, собравшихся возле его стола; у многих из них под туниками были спрятаны ножи и кинжалы.

— Нет, мне достаточно, чтобы вы наблюдали за этой дверью и за той, что выходит в кухню, дабы никто из тех, что собрались в подземельях этого дома, не смог убежать.

Потом, обернувшись к Апронию, он сказал:

— Иди к Мендецию и скажи, чтобы он вместе с Юлианом стал у люка в кухне, ведущего в подвал, и никого не выпускал.

Вместе с Апронием захотели пойти Бибулан и Мегелл; впятером они стали на страже у приставной лестницы несмотря на громкие протесты и причитания Овдонция Руги.

— Что это случилось, граждане, что стукнуло вам в головы?.. Я порядочный и почтенный гражданин... Оставьте меня в покое... Дайте мне свободно заниматься торговлей... Что вам надо возле лестницы в мой подвал?.. Я даже не могу достать вина... Ох, бедный я! Вы явно сошли с ума!.. Да что это такое?..

— Зря ты причитаешь, — сказал ему спокойным, но решительным и твёрдым голосом Мендеций Кантилий, — если в твоём подвале ничего нет, кроме вина, никто его у тебя не украдёт и не выпьет бесплатно. Но если там свили себе гнездо враги отчизны, то мы сумеем их вытащить, несмотря на твои мольбы и глупые угрозы.

В саду тем временем Нумерий, человек крепкого сложения и отважный, а с ним ещё четыре-пять человек решили следовать за Кантилием, тогда как остальные, с избытком вооружившись кинжалами, жердями, поддерживавшими навес с виноградом, булыжниками, что побольше, собрались возле таинственной дверцы, которая — это только теперь все заметили — слишком часто открывалась, пропуская каменщиков и их подручных.

Кантилий, толкнув дверь и пройдя короткий коридор, выбрался к сырой и тёмной лестнице, выкопанной в грунте, и стал спускаться по ней, ведя за собой Нумерия и ещё четырёх граждан, вооружённых короткими мечами и кинжалами.