Книга Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг. - Игорь Цветков

Аналогичные процессы проходили в это время и в Центральном Комитете Балтийского флота. Наиболее умеренный из всех делегатов бригады дредноутов матрос I статьи линейного корабля “Полтава” А. Смирнов был отозван командой и передал затем свои полномочия левому эсеру унтер-офицеру С. Данченкову.[984]

Показательно также, что на II съезде моряков Балтийского флота во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов был избран большевик гальванерный унтер-офицер с “Гангута” П.А. Вербицкий, а делегатом на II Всероссийский съезд Советов стал сочувствующий большевикам матрос I статьи Ф.В. Олич. [985] Тогда же было принято решение о переизбрании ЦКБФ. 16 октября начал функционировать Центробалт IV созыва. Характерно прошли выборы на кораблях 1-й бригады линкоров. От линейного корабля “Гангут” делегатами стали большевики И. Журавлев и Н. Хряпов, являвшийся председателем судового комитета. “Севастополь” повторно избрал в ЦКБФ сочувствующего большевикам гальванера Я.А. Мохова. Команда “Полтавы” последовала общей тенденции и выбрала своим депутатом также большевика К. Шувалова.[986]

Если же затрагивать партийный состав судовых комитетов, то нам известен лишь один — “Севастополя” — полностью. Поэтому в этом случае данные очень приблизительны. Председателем судового комитета “Севастополя” после перевыборов 21 сентября являлся беспартийный гальванер П. Перепелкин, склонявшийся, по воспоминаниям Н.А. Ховрина, к левоэсеровским воззрениям.[987] Первым товарищем председателя судового комитета являлся большевик К. Половин, а секретарем — большевик Ф. Чистяков.[988] Лишь второй товарищ председателя представлял меньшевиков, пользовавшихся до этого заметным влиянием на корабле.[989] На “Гангуте” председателем судового комитета повторно стал большевик Н. Хряпов, секретарем — беспартийный С. Плеханов.[990]

Вполне вероятно, что влияние большевиков в судовом комитете “Петропавловска” было не меньше, поскольку позиции этого течения оставались там всегда сильными. Но даже и в отношении комитетов “Севастополя” и “Гангута” мы можем наблюдать, что руководили ими представители левых социалистических партий, причем если для “Гангута” это являлось характерным с середины весны 1917 г., то для “Севастополя”, где на команду влияли представители умеренных социалистов, это стало возможно лишь осенью. То есть получает подтверждение вывод С.С. Хесина и Е. Ю Дубровской о полевении настроений моряков осенью, чем умело воспользовались большевики совместно с левым крылом эсеров и меньшевиков.[991] Наиболее важной причиной подобной трансформации следует по всей вероятности, считать падение авторитета Временного правительства, куда входили и представители умеренных эсеров и меньшевиков, в глазах моряков. Ведь к осени так и не была решены наиболее насущные вопросы для населения: о войне, о земле, национальный вопрос. Весьма показательным в этом смысле стало выступление беспартийного представителя линейного корабля “Петропавловск”. П. Хайминова в ЦКБФ по случаю поднятия 3 сентября боевых флагов. Позволим себе привести небольшой фрагмент из него: “Они (флаги — Д.Б.) будут висеть, пока не будут удовлетворены наши требования об установлении настоящей демократической республики. Не имеет смысла давать доверие Временному правительству, так как нам до сих пор не дали ни земли и ничего другого”.[992]

С другой стороны, здесь скрывалось и нежелание воевать, исполнять обязанности по службе, подчиняться своим корабельным начальникам. И единственный выход многим виделся в уничтожении существовавшей системы власти. Сумму этих показателей и использовали левые, бросая такие лозунги, как: “Долой войну!”, “Землю — крестьянам!” “Вся власть — Советам!” И чем дольше правительство не могло приступить к улучшению условий жизни населения, тем радикальнее становились выступления. Так, 17 октября экипаж “Гангута” опубликовал такую резолюцию: “В развале в стране повинно Временное правительство, поэтому экипаж линейного корабля “Гангут” призывает: долой оборонцев — соглашателей, да здравствует новый Интернационал, да здравствует единая власть — власть Советов!”.[993]

Заключение

Итак, как мы могли убедиться, балтийские дредноуты сыграли весьма не однозначную роль. Они создавались как главная защита Петрограда от неприятеля с моря. Однако с падением монархии сам Петроград резко изменил своё значение. Из столицы империи, средоточия большинства её жизнеобеспечивающих органов, в 1917 г. он стал источником и эталоном всех нововведений. Вероятно, не будет большим преувеличением замечание, что Петроград в марте-октябре 1917 г. стал не только “колыбелью”, но и символом революционного процесса. И к октябрю экипажи дредноутов готовы были верой и правдой защищать уже то новое, что, по их мнению, углубляло революцию, направляло её в верное русло.

Глобальные социальные и политические изменения не являются сиюминутными, неожиданными акциями. Подготовка к ним, пусть и неосознанная, идёт долго и постепенно. Массированной критике существующая система подвергается в том случае, если появляются трудности, заставляющие большую часть населения отказываться от привычного образа жизни. Иными словами, с изменением обыденного существования, повседневной практики меняются и настроения. Поэтому первые сдвиги в сторону грядущих потрясений можно обнаружить в повседневности. Конечно, вооружённые силы власти во время войны старались оберегать от экономических трудностей. Но утверждать, что это удалось, мы однозначно не можем. На конкретных примерах, касавшихся сферы питания и обеспечения обмундированием, мы могли видеть если не кризис снабжения, то его начало. К тому же, важную роль играл человеческий фактор — те, кто воевал, знали о проблемах и трудностях в стране от родных и близких. Военные, являясь частью общества, могли и были способны двигаться за его настроениями. Это стало очевидно в февральско-мартовские дни 1917 г.

Несколько приостановить подобный “дрейф” могло активное участие в военных действиях, что являлось ярко окрашенным психологическим процессом. Однако характер боевых действий в этой войне имел особенности. Тяжёлые, упорные бои чередовались с длительными периодами “позиционной войны”, что воздействовало на личный состав разлагающе. Балтийские новейшие линейные корабли, которые оберегали как зеницу ока, тем более подвергались этой болезни. Экипажи бригады в течение военных действий в дореволюционный период в основном занимались боевой подготовкой. Особенно интенсивный характер она приобретала летом — осенью 1915 г. и в первой половине лета 1916 г. Благодаря этому, достигался высокий уровень выучки личного состава. Однако постоянное ожидание боевой практики и её реальное отсутствие приводили к явлению, традиционно называемому падением боевого духа. Косвенно своё проявление оно находило в побегах на сухопутный фронт. Прямым выражением являлось возрастание дисциплинарных нарушений и проступков, связанных с нарушением правил корабельного распорядка и пребывания на берегу. Такие настроения подогревались большой напряженностью ритма службы в месяцы наиболее интенсивных учений, т. е. летом — осенью 1915 г. и в июне — июле 1916 г. В результате, эти обстоятельства, а также ряд случайностей, привели к наиболее значительному выступлению нижних чинов на линейном корабле “Гангут” 19 октября 1915 г.

Негативным фактором являлась и недостаточная организация досуга, в отличие от флотов других воюющих государств. На кораблях бригады она сводилась к возможности участия в нескольких кружках, преимущественно спортивных, а также использованию судовой библиотеки, укомплектованной при этом односторонне. Другими средствами развлечения команды в зимнее время были катки и кинематографические сеансы. Вне корабля проблема до 1917 г. не решалась. Ограничения для посещения матросами отдельных мест и городских районов Гельсингфорса также приводили к росту правонарушений.