Книга Загадка песков - Эрскин Чайлдерс

– Не доверяют они Долльману, – ответил я. – Мне это даже на Меммерте бросилось в глаза.

– Как?

– Сначала, когда разговор зашел о нас с тобой. Долльман оборонялся, и его здорово теснили. Беме сильно давил. И в конце, когда предатель вышел из конторы, за ним последовал Гримм, в задачу которого, уверен, входит приглядывать за перебежчиком. Именно в его отсутствие те двое обговаривали детали встречи ночью двадцать пятого. И вот теперь, когда ты попросил его остаться. Я не сомневаюсь, что все произошло согласно моим предположениям. Фон Брюнинг, а через него и Беме, который и есть тот самый «инженер из Бремена», узнали историю про вашу попытку срезать через пески, и подозревают его в покушении на твою жизнь. Долльман не осмеливается признаться, потому как, не беря в расчет моральную сторону, такая мера может оправдываться лишь крайней необходимостью. То есть наличием доказательств, что ты действительно опасный человек, а не просто любопытный чужестранец. Нам-то теперь известен его мотив, а вот им – нет. И расположение книги доказывает это.

– Это Долльман запихнул ее туда?

– Чтобы те двое ее не заметили. Потому как у них не имелось ни малейшего резона прятать книжку.

– Из чего следует, что они знают настоящее имя Долльмана, иначе что им эта книга? Но им невдомек, что Долльман ее написал и что у меня она имеется.

– По крайней мере он думает, что они не знают, утверждать тут ничего нельзя.

– А что думает он про меня и про тебя?

– Хороший вопрос. Десять против одного, что наш приятель корчится в муках сомнений и готов пожертвовать состояние за пять минут разговора наедине с тобой в надежде выяснить положение дел и услышать твою версию истории с переходом через пески. Но немцы ему не позволят. Они будут следить за его общением с нами и за нашим с ним. Твоя с Долльманом встреча сулит многое.

– Что ж, давай напяливать эти треклятые шмотки, – простонал Дэвис. – Но сначала ни помешает нырнуть за борт.

Сильные меры были просто необходимы, и я последовал примеру товарища, как бы мало ни подходил сей час для купания.

– Полагаю, мне известно, что тут недавно происходило, – заявил я, пока мы обтирались полотенцами в тепле каюты. – Они приплывают и не находят никого на борту. «Пойду, оставлю записку», – говорит Долльман. «Никаких независимых сношений, – отвечают (или думают) его друзья. – Мы тоже пойдем, заодно и взглянем на это осиное гнездо». Они отправляются все вместе, и Долльман, который знает, что искать, замечает проклятую улику прямо на самом видном месте. Среди прочего гости осматривают книжную полку, пролистывают судовой журнал, например, и Долльман ухитряется засунуть книжицу куда подальше. Но тут появляемся мы, и он не успевает вернуть ее на место. Его поступок привлек бы к себе внимание, да и Беме вынудил нашего друга выйти из каюты первым.

– Это все замечательно, – сказал Дэвис, прекратив на минуту растираться. – Вот только не заподозрят ли они, где провели мы день? Господи, вон наша карта с вырезанным куском, прямо на полочке!

– Придется рисковать и блефовать до последнего, – сказал я.

Дело в том, что Дэвис не воспринимал своего сегодняшнего поступка как нечто из ряда вон выходящее. Но четырнадцать извилистых миль вслепую туда да еще обратно, добавить к этому мои собственные подвиги – все это представляло собой слишком отчаянное и невероятное предприятие, чтобы немцы могли ожидать его от нас. И все же болтовня фон Брюнинга нервировала, и если идея о подобной экспедиции закрадется в умы наших друзей, их попытки проверить правду потребуют от нас недюжинного умения врать.

– Ты что ищешь? – спросил Дэвис.

Я уже нацепил воротничок и был почти готов, но прервался, чтобы проштудировать купленное сегодня утром расписание.

– Некто настоятельно собирается прибыть куда-то ночным поездом ночью двадцать пятого числа, – напомнил я приятелю. – Беме, фон Брюнинг и Гримм будут встречать этого Некто.

– Где?

– На железнодорожной станции! А где – не знаю. Они говорили о месте, как о само собой разумеющемся. Но это где-то на побережье, потому как Беме упомянул про «прилив в лучшей фазе».

– Это может быть где угодно между Эмденом и Гамбургом[92].

– Нет, в более узких пределах, где-то поблизости. Гримм должен будет добраться туда с Меммерта.

– Вот карта. Эмден и Норддайх – единственные железнодорожные станции на побережье до самого Вильгельмсхафена. Нет, есть еще Каролинензиль, но он далеко к востоку.

– А Эмден далеко на юге. Остается Норддайх. Но, согласно расписанию, самый поздний паровоз прибывает туда в 18.15 – это время ночью никак не назовешь. В котором часу будет прилив двадцать пятого?

– Сейчас посмотрим. Сегодня в половине девятого, в Норддайхе то же самое. Двадцать пятого высшая точка будет между десятью тридцатью и одиннадцатью часами вечера.

– В Эмден в 9.22 приходит поезд с юга через Леер, а 10.50 – с севера.

– Рассчитываешь на еще один туман? – насмешливо спросил Дэвис.

– Нет, но очень хотелось бы составить план.

– А не подождать ли нам конца сегодняшней инспекции?

– Нет, нельзя, иначе быть беде.

То был не дешевый трюизм: у меня имелся уже наготове свой план, вот только открывать его Дэвису мне не хотелось.

Тем временем пришла пора отправляться. Каюту мы оставили, как есть, ничего не убирали и не прятали, – это самый безопасный курс, даже если обыск будет продолжен. Но дневник свой я, как обычно, засунул в нагрудный карман и позаботился положить туда же оба официальных письма из Англии.

– Что ты предлагаешь? – спросил я, когда мы снова погрузились в ялик.

– Вернуться к истокам, – ответил Дэвис. – Наша сегодняшняя вылазка – это шанс, который не представится больше никогда. Надо действовать так, как договорились вчера: сказать немцам, что задержимся тут на некоторое время. С целью поохотиться, допустим.

– И поухаживать? – намекнул я.

– Что ж, им и это известно. А потом будем выжидать шанс залущить Долльмана наедине. Но не сегодня, потому как нужно время поразмыслить над добытыми тобой зацепками.

– Поразмыслить – это слабо сказано.

Мы были уже у лестницы. На меня навалилось такое утомление, что я едва чувствовал свое тело до тех пор, пока не коснулся ледяных ступенек, каждая из которых словно каленым железом жгла содранные ладони.

Запоздавший пароход прибыл как раз в том момент, когда мы вступили на причал.

– И все-таки, клянусь Юпитером, почему не сегодня?! – вскинулся Дэвис, меряя пирс шагами, за которыми мне не удавалось поспевать.

– Постой! – возопил я. – И послушай, я-таки не согласен. Уверен, сегодняшний день удвоил наши шансы, но, если мы не сменим тактики, он удвоит и наш риск. Мы оказались посреди очень запутанной паутины. Мне грядущая проверка совсем не по вкусу, и я опасаюсь старого лиса Беме, который ее затеял. Один факт нашего приглашения показывает, что мы под серьезным подозрением. Все это заставляет вспомнить о предупреждении фон Брюнинга в Бензерзиле и сильно попахивает арестом. Между Долльманом и его сообщниками имеется зазор, но нам трудновато будет вбить в него клин. А про сегодня даже речи быть не может – неприятели будут настороже и не дадут нам ни шанса. Да и, в конце концов, многое ли нам известно? Мы не знаем, почему Долльман сбежал из Англии и обернулся немцем. Возможно, на его счету преступление, за которое должны выдать, а вдруг нет? Что, если он наплюет на наши угрозы? Есть еще и девушка, связывающая нам руки. Если Долльман пронюхает о нашей слабости, игра проиграна.