Книга Великая сталинская империя - Юрий Фролов

Роль партии умудрялись пристегнуть — как это не анекдотично — даже к восстановлению канализации в разрушенных войной городах.

Как при такой методологии соревноваться с западными журналистами, пишущими с творческими находками, оригинально, без оглядки на цензуру? Оглядывались они только на главного редактора и хозяина издания, которые заказывали тональность материалов. Но это уже издержки журналистики всего мира, ибо абсолютно свободной прессы просто не бывает.

Стремясь усилить руководство Совинформбюро, чтобы оно уделяло больше внимания ведомству, Политбюро своим решением в июле 1946 года освободило Лозовского от работы в МИДе, но оставило командовать СИБ. А 6 октября было принято специальное постановление ЦК, в котором подтверждалась резкая критика недостатков СИБ и перечислялись спасительные меры. В частности, было решено почти вдвое сократить центральный аппарат Бюро, подняв статус его зарубежных представителей, которых приравняли по статусу к первым секретарям посольств. Предписывалось строжайшим образом повально цензуровать все материалы, идущие за границу, усиливалось и техническое оснащение СИБ. (РГАСПИ, он. 3, д. 1053, л. 35–37).

После постановления ЦК развернулась кампания борьбы против «идеологических отклонений и разлагающего, тлетворного влияния Запада». На этой волне и выплыло «инквизиторское» августовское постановление ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Прочитав доклад Жданова о гонениях на эти и другие издания, попытавшиеся несколько оживить свои страницы, Сталин с удовольствием сказал: «Доклад, по-моему, получился превосходным». Эта фраза разоблачает всю игру Сталина в демократизацию политики партии внутри страны.

Антиамериканская пропаганда. Плакат сталинского времени

Примерно в то же время вождь в разговоре с Берией высказался о том, что народ слишком разговорился о взаимоотношениях с Западом и не всегда эти разговоры соответствуют линии партии. Эти слова послужили сигналом для проведения новой волны репрессий, борьбы с инакомыслием. А Сталин же, в целях продолжения политической игры с англо-американцами, в своих выступлениях вплоть до апрельского интервью Г. Огассену не допускал резких выпадов против бывших союзников и продолжал рассуждать о возможностях мирного сосуществования. Так в глазах мировой общественности он поддерживал образ миролюбивого лидера, готового пойти на прогрессивные изменения во внутренней и внешней политике.

Кстати, о внутренней политике он вообще старался не говорить, многозначительно повторяя, что «советский народ всегда сделает свой верный выбор». И массе доверчивых западных обывателей казалось, что, и правда, в СССР народное мнение влияет на правительственные и сталинские решения. Вот еще почему за Эльбой часто русских повально считали коммунистами и верными сторонниками политики Сталина-диктатора. Вышло отождествление по принципу: «Партия — есть народ, народ — есть партия». Как в кривом зеркале. Ничего иного тоталитарному коммунистическому режиму и не надо было. А если логически продолжить эту софистику, то и выходило, что «сталинское мнение — есть народное мнение». Так внутри страны со ссылками на «народный гнев» чекисты продолжали душить собственный народ.

…А тем временем состояние отношений между двумя системами отразилось на всех сферах производственной, общественной, культурной, научной и даже спортивной жизни. Советские спортсмены не просто должны были выигрывать у своих капиталистических коллег, но и тем самым поддерживать престиж СССР за рубежом. Это тоже была важная статья идеологической программы. За проигрыш наших спортсменов потом крепко журили партийные наставники из Спорткомитета и спортклубов — сильнее, чем тренеры. Например, накануне выборов в Чехословакии было решено на совещании у Суслова послать туда для моральной поддержки советских спортсменов и артистов. Отчитываясь по этому вопросу, руководитель Спорткомитета Романов несколько замялся: «Можно было бы послать по плаванию, тут уверенность есть. Команда в хорошем состоянии. Можно послать по боксу, но опять уверенности нет, что нам там не набьют морду». (РГАСПИ, ф. 17, оп. 128, д. 884, л. 99 об.). С этого момента представители всех министерств, ведомств, организаций, планируя любую заграничную акцию, в каждом своем шаге усматривали элемент пропаганды и действовали с опаской: как бы чего не вышло, как бы не поплатиться карьерой…

С 1946 года стал воздвигаться вокруг соцстран и особенно СССР информационный «железный занавес». В сентябре Политбюро по предложению Жданова, который обосновывал свой замысел на отчетах МГБ и Главлита, было принято особое постановление «О выписке и использовании иностранной литературы». В постановлении подчеркивалось, что в этом вопросе «сложилась прочная антигосударственная практика», ведущая «к растранжированию валюты и распространению среди части населения антисоветской пропаганды, содержащейся в зарубежных газетах, журналах и книгах».

Резко сократились ассигнования на иностранные издания, сократилось количество учреждений, которым разрешалось их выписывать, а Главлит ужесточил контроль за доставкой, хранением и использованием «подозрительных» изданий. Остракизму подверглись и ранее разрешенные (на короткий период) журнал «Америка» и газета «Британский союзник», которые раздражали идеологов тем, что были очень популярны в читательской среде, а их материалы бурно обсуждались — часто не в пользу советской пропаганды.

Читателями «Британского союзника» занялись агенты из ведомства Абакумова, на них потихоньку в кабинетах охранки заводились досье с компроматом. К очищению читательского пространства от идеологической скверны подключились и другие отделы. Общими усилиями «хранители социалистической морали и нравственности» подготовили в недрах Управления пропаганды и агитации письмо в редакцию «Британского союзника», в котором, якобы, суммировались мнения «возмущенных читателей». Лично Сталин санкционировал публикацию письма в газете «Культура и жизнь». Эту истерию тут же подхватили и другие крупные советские газеты и журналы. Власти делали все возможное, чтобы свернуть распространение «Британского союзника». Весной — летом 1947 года началась шумная кампания по дискредитации «Голоса Америки» и «Би-би-си», а техперсонал НКВД ускорил решение вопроса по техническому глушению этих «вредоносных радиостанций».

Ревизоры от идеологии взялись за объединение «Международная книга», наслав на них несколько въедливых комиссий. В отчете отмечалось, что плохо ведется работа «по распространению за рубежом трудов классиков марксизма-ленининзма, из полученных в 1946 г. 2 млн 185 тыс. экз. на складах находится почти половина, включая произведения тов. Сталина… что можно объяснить лишь политической близорукостью и отсутствием партийной ответственности за порученное дело».

Отчет писался в такой тональности, что создавалось впечатление, будто стоит только проявить партийную ответственность — и коммунистические нудные издания пойдут нарасхват на языках соцстран. Но авторы отчета закрывали глаза на то, что в Восточной Европе «классиков марксизма» добровольно читает лишь кучка про-московски настроенных политиков или же вдумчивые представители оппозиций. Читают для того, чтобы дискутировать с коммунистами со знанием предмета и темы спора.