Книга Великая сталинская империя - Юрий Фролов

Члены комиссии по поводу таких сомнительных элементов писали в отчете Сталину: «Зав. отделом Франции и Ближнего Востока Рубинин Е. В. - сын крупного торговца-фабриканта, проходит по показаниям как участник троцкистской контрреволюционной организации. Зав. отделом радиопередач — Мильсонсон С. В. - ранее состоял членом социалистической партии Англии и Америки. Зав. профсоюзным отделом — Юзефович-Шпинак И. С. до 1918 г. состоял в «Бунде», а в 1918 г. был интернационалистом. Представитель по Франции Михайлов — антисоветски настроенный, политически неустойчивый человек, сестра осуждена за шпионаж. Медведев А. П. - зав. отделом латиноамериканских стран — уволен из МИДа за связи в прошлом с троцкистами, за подозрительные по шпионажу связи и болтливость…» (РГАСПИ, оп. 128, д. 870, л. 131–134).

Проверка также установила, что среди 154 заведующих и заместителей заведующих отделами, редакторов, корреспондентов и переводчиков были 64 беспартийных, 61 русский, 74 еврея. Относительно еврейского происхождения один из принципиальных «интернационалистов» проверяющих подметил: «Недопустимая концентрация евреев». (Там же, оп. 128, д. 870, л. 131). По этой фразе можно судить вообще о политике подбора кадров в ответственных ведомствах СССР. В итоге, коммунистический антисемитизм, как мы помним, породил позорное для партии и советских руководителей «дело врачей», якобы собиравшихся отравить «дорогого товарища Сталина».

А в общем комиссия констатировала, что «аппарат Совинформбюро оказался засоренным». По сути же сам дух проверки был антисемитским и питался доносами на Лозовского. Бесспорно, в СИБ было предостаточно недостатков, но многие из них сводились к личным «подмоченным» характеристикам сотрудников, к еврейскому вопросу. Пожалуй, проверка в СИБ была одной из предвестниц грядущей бесноватой компании «борьбы с космополитизмом».

В записке Сталину подчеркивалось, что СИБ «не справляется с работой, с новыми задачами». Комиссия сделала общий вывод, что руководить системой пропаганды должны ЦК и МИД.

Об эффекте советской пропаганды красноречиво свидетельствует признание члена комиссии Кузнецова: «Никакой пропаганды мы не ведем, отовсюду нас вытесняют, на нас наступают, а мы обороняемся, причем обороняемся плохо, неумело».

Из анализа отчета о проверке СИБ вытекает, что у наших идеологических руководителей комплекс неполноценности перед грандиозными возможностями Запада сочетался с установкой «бороться и побеждать», с синдромам «великодержавности» СССР, в соответствии с которым «для советского человека и патриота нет ничего невозможного». Но в данном случае выяснилось, что при организационной и технической отсталости СИБ не способен не только побеждать, но даже тягаться на равных с отлаженной буржуазной пропагандистской машиной.

Кузнецов предлагал следовать примеру других государств, конечно, приспособив этот пример под коммунистические мерки: «Вот, например, политика английской разведки, как она влияет на правительство, как далеко в отношении пропаганды залезает. Мы обязаны также залезать и вплоть до того, чтобы подкупать целые газеты, вплоть до того, чтобы, может быть, взятку дать буржуазной газете и сказать — отпечатайте, мы соответствующим образом оплатим. Мы солидная держава, а информация у нас не совсем хорошо поставлена». (РГАСПИ, оп. 125, д. 385, л. 77).

Но если уж речь зашла о подкупе, даче взяток буржуазным газетам, то это еще более выявляет беспомощность коммунистов противостоять западному напору. А вообще-то нечистоплотные методы борьбы с противником были взяты на вооружение советскими спецслужбами и ведомствами с самого начала становления Советской власти и в высших кругах считались вполне нормальным явлением. Вспомним хотя бы экспроприаторов дореволюционного периода, пополнявших партийную ленинскую кассу грабежами и налетами. Вот откуда выросла логика Кузнецова и других «принципиальных партийцев послевоенного периода. Того же мнения был, кстати, и Патоличев, говоривший, что «надо насоздавать побольше подставных агентов, ибо все знают, что такое Совинформбюро, и все оглядываются».

Надо добавить, что от представителей СИБ за рубежом порядочные, законопослушные обыватели шарахались, как от зачумленных. Старались избегать контактов с ними и чиновники, опасавшиеся потом давать показания в спецслужбах и тем подмочить свою репутацию, испортить карьеру. Так кого же могли с успехом подкупить советские пропагандисты, чтобы те издания восхваляли советский образ жизни и обличали собственные «прогнившие» режимы?

Только прокоммунистические и левые газеты, у которых тоже была шаткая репутация в обществе, потому что они почти постоянно были замешаны в политических скандалах, состояли под судом.

Несколько интеллигентнее рассуждал в этом вопросе Суслов: «Наши партнеры — американцы и англичане — называют это по-разному, но руководство идет через министерства иностранных дел. У них есть посольства, пресс-атташе. Посольство должно руководить негласно, разными путями, и распространением нашей печати, и нашей пропагандой, и контрпропагандой». Предложение, в общем, цивилизованное, приемлемое во всем мире.

Сталинские идеологи самозабвенно рассуждали о «наступательности, проникновении» пропаганды, о введении новых методов работы и одновременно пресекались всякая несанкционированная самостоятельность, инициатива, не подходящие под стандарт серости и послушания. Жертвой собственной чрезмерной активности и свободы мысли стал упоминавшийся ранее Э. Генри, наиболее способный журналист-международник. Он давал самые дельные рекомендации по совершенствованию работы. А закончилось все тем, что его инициатива вызвала неудовольствие Москвы: Молотов приказал заменить представителя СИБ в Лондоне. Как только над Генри грянул гром, в СИБ сразу заговорили о том, что он за годы работы в Лондоне «обангличанился, не так стал мыслить: мыслит не как наш представитель, а как буржуа-англичанин». Мало того, в его запросах усмотрели мотивы шпионского характера. В итоге, карьера Генри была надолго прервана. Так способных журналистов снимали с пропагандистской сцены, а взамен продолжали ставить недалеких партийцев и одновременно рассуждать о повышении уровня работы, о совершенствовании ее стиля.

Если говорить об общих недостатках советской информационной системы, то главнейшие из них — кондовость, трафаретность подачи материалов. Чего стоит такой доказательный перл из июньского номера «Правды» 1945 года, где назидательно советуется западным идеологам: «Ваши нападки на наш справедливый строй абсолютно безосновательны. Откройте любой из последних томов собрания сочинений великого Ленина или продолжателя его учения тов. Сталина и вы, господа капиталисты, убедитесь в правоте и жизненной силе идей социализма».

Сама природа сталинской системы обрекла пропаганду на шаблонность, неповоротливость, формализм. «Даже коммунистические газеты не переваривают острую полемическую приправу, тем более не приемлют нашу полемику так называемые левые социалистические и буржуазно-демократические газеты. Там нужно действовать именем, фактами, тонким юмором или ученостью». Из последней фразы видно, чего не хватало советской пропаганде.

Вот еще один важнейший «прокол» советской охранной системы в журналистике. Многим способным писателям и журналистам давали задание писать контрпропагандистские материалы, не знакомя их с подлинными буржуазными статьями, которые надо было разоблачать — им часто давали даже не сокращенный перевод, а краткую концепцию содержания западной публикации. Как правило, эта концепция была написана с советским идеологическим преломлением. Своего рода — испорченный телефон. И наш, пусть даже талантливый автор должен был изощряться в контрпропагандистских доводах, абсолютно не ведая, о чем конкретно говорил тот или иной парламентарий, политик или его коллега-публицист. А вот англо-американские газетчики при написании антисоветских материалов были буквально завалены нашими изданиями с подлинными фотографиями рабочих и крестьян в грязных ватниках, и на их столах лежали точные переводы советских статей, если они не владели русским языком. Согласитесь, фактологическая вооруженность конкурирующих «социально-политических фирм» была не одинакова: это было, пожалуй, самое уязвимое место советской прессы и радио. А полностью журналистам не давали перевода западных статей из опасения возможного морально-политического разложения после прочтения хлестких, убедительных буржуазных материалов. Не зря ведь еще в те тоталитарные годы журналисты, владеющие иностранными языками (особенно английским), даже не бывая за границей, но дорвавшись до подлинных номеров «Таймса», «Вашингтон пост», доверительно с шуткой говорили друг другу: «Даа, Запад загнивает, но — вкусно пахнет».