Книга Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Карина Тихонова

Они замерли, прислушиваясь. Никакого движения по ту сторону реальности.

Арсен снова поднял руку и постучал жестче, требовательней.

Показалось им, или на самом деле скрипнул деревянный пол под чьими-то ногами?

— Андрей, это я, Арсен! — громко сказал цыган и стукнул еще раз. — Открой, пожалуйста.

Никакого сомнения. За дверью кто-то был. И этот кто-то позвякивал связкой ключей, пытаясь попасть в отверстие замка.

— Что он, свет в коридоре зажечь не может? — сказал Арсен с досадой.

— Ты один? — глухо спросил простуженный голос из-за двери.

— Я с Валькой.

— Господи, она-то что тут забыла, — пробормотал голос, и оскорбленная Валька подалась вперед.

— Я тебе таких вопросов не задавала, когда ты ко мне приперся, — ответила она громко и грубо. И после этих волшебных слов дверь немедленно распахнулась.

На пороге неосвещенного коридора стояла высокая мужская фигура в халате. Далеко за спиной хозяина светился проем комнатной двери, давая представление о размерах прихожей.

— Очень вежливо…

Человек говорил тусклым, больным голосом, но сарказм, звучавший в нем, невозможно было не узнать.

— …напоминать о своих благодеяниях.

— Ты на это сам нарываешься, — начала было Валька, но Арсен перебил ее:

— Свет в коридоре включи.

— У меня здесь лампочка перегорела, — ответил Андрей и посторонился.

— Входите, что ли. Только предупреждаю: у меня не убрано.

И, не дожидаясь, пока гости разденутся, поплелся в комнату.

У Вальки рвалось с языка несколько ядовитых фраз, но Арсен начал молча стаскивать ботинки, и она усилием воли заставила себя сдержаться.

Они пошли следом за хозяином и оказались в огромном полупустом зале, где стоял разложенный диван старого «книжного» образца, два потертых кресла, того же пенсионного возраста потрепанный журнальный столик и старый книжный шкаф. В сочетании с этой советской архаикой огромный телевизор «Самсунг» с плоским экраном, белой панелью и современным дизайном, выглядел примерно так, как выглядит роскошный «Конкорд» рядом с облезлым «кукурузником».

Старенькие деревянные планки паркета ходуном ходили под ногами, а некоторые просто и откровенно вываливались со своих мест, оставляя без прикрытия темно-бурое основание пола.

Сказать, что в комнате было неубрано, значило сильно покривить душой. «Интересно, в каком году здесь в последний раз было убрано?» — мрачно подумала Валька, оглядев жуткие занавески в грязных разводах, пахнувшие плесенью, и паутину, висевшую во всех четырех углах.

Андрей сидел на разложенном диване, покрытом серым несвежим бельем. Он привалился спиной к стене, вытянул длинные ноги поперек пуфика, и они смешно висели над полом, неуклюжие, как у подростка.

Он встретил вошедших мрачным взглядом. На осунувшемся лице цвели лихорадочные красные кляксы, волосы потускнели и свалялись. И только синие глаза сверкали ярким больным блеском, а губы привычно кривились в знакомой ироничной ухмылке.

— Ну? — спросил он неприязненно.

«Скотина», — подумала Валька.

— Можно присесть?

Арсен говорил так спокойно, словно не замечал оскорбительного тона хозяина дома. Заподозрить его в трусости Валька не могла, поэтому мудро решила не вмешиваться, пока не поймет, что происходит.

— Садитесь.

Они уселись в кресла, причем Валька, осмотрев сиденье, решила сесть на подлокотник.

— Прошу прощения, угостить вас нечем, — снова заговорил хозяин. — Впрочем, водки не желаете?

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Арсен, все тем же благожелательно отстраненным тоном.

— А фиг его знает, — ответил Андрей с усмешкой. — Вчера, когда наелся, почти поправился. Даже на работу пошел. Ну а там, видимо, еще больше прихватило.

— А ты как думал? — сухо спросила Валька. — С температурой тридцать восемь голым по сцене не бегают! Надо же хоть немного соображать!

Удивление быстро промелькнуло в злорадно сверкающих синих глазах, и Валька могла поклясться, что сменилось оно разочарованием. Любимая провокационная тема перестала действовать, как красная демонстрационная тряпка на быка, и Андрей это почувствовал.

— Так чему обязан? — спросил он, отбрасывая вкрадчивый издевательский тон. — Хотя и так понятно. Решили продемонстрировать мне, убогому, как настоящие христиане поступают с сирыми и больными? Премного благодарен за посещение…

— Да нужен ты нам, — перебил его Арсен, по-прежнему не повышая голоса и без злости. С какой-то веселой презрительной бесшабашностью.

— Будем мы на твою простуду время терять… Не маленький, сам справишься.

Андрей поперхнулся несказанными словами, и Валька даже засмеялась от удовольствия, глядя на его вытянувшееся лицо.

— Ты просил меня об услуге, так? — круто перешел к делу Арсен.

— Просил, — ответил Андрей. Его глаза буравили лицо гостя.

— Так вот, я не могу тебе ее оказать. Валюша, достань конверт, пожалуйста.

Валька вскочила с подлокотника замызганного кресла, метнулась в коридор и достала из внутреннего кармана куртки обмотанный скотчем сверток. Вернулась в комнату и отдала его Арсену.

Тот, не вставая с места, перебросил сверток на диван. Андрей сделал неловкое рефлекторное движение, но не поймал конверт, хотя упал он рядом с его рукой.

Лицо альфонса стала заливать равномерная багровая краска то ли гнева, то ли стыда. Он, не отрываясь, следил за лицом гостя.

— Вот и все, — сказал Арсен жестко и поднялся с кресла.

— А теперь, если хочешь, можешь приподнять свою задницу и закрыть за нами дверь. А не хочешь — живи с открытой. Пока.

— Подожди! — быстро сказал альфонс, и Арсен оглянулся на него через плечо.

Тот в замешательстве покрутил конверт в длинных пальцах и нерешительно спросил:

— Я не понял… Тебе, что, трудно подержать это у себя?

— Трудно, — коротко ответил Арсен. — Все?

— Не все. Ты не сказал, почему тебе это трудно.

— А ты мне сказал, почему ты меня просишь о таком одолжении? Что в этом конверте? В какие игры ты играешь? Против кого они направлены?

Короткая пауза.

— Ну, хорошо, — пытаясь говорить рассудительно, начал Андрей. — Если бы к тебе пришел твой друг и попросил о подобном одолжении, ты бы у него стал выяснять, что, зачем и почему?

— А ты мне не друг, — спокойно отбрил Арсен, и глаза у альфонса расширились.

— Но ты прав. У друга я бы выяснять ничего не стал. По той простой причине, что друзьям своим я доверяю. И знаю, что они не подставят ни меня, ни моих близких. А вот кто ты такой, я понятия не имею. И, честно говоря, не сильно интересуюсь. Это не я тебя, а ты меня попросил об услуге. И мало того, что не посчитал нужным объясниться, так еще сидишь тут передо мной и выделываешься, как вша на гребешке…