Книга Вдох-выдох - Мария Акулова

Странные свойства у человеческой памяти… Саша вряд ли вспомнила бы сейчас хоть один стих, который когда-то изучала в школе; не смогла бы возобновить в памяти сто раз виденную картину; а вот мелодия рождалась под пальцами так просто, будто не было нескольких лет перерыва в игре, будто еще вчера она играла ту же пьесу на одном из концертов музыкальной школы. Прозвучал последний аккорд, такой торжественный, такой грустный, положив руки на крышку, Саша прислонилась головой к холодному белому дереву, закрывая глаза.

Она забыла о том, что в комнату ведут две двери. Сколько он уже стоит у одной из них, девушка не знала, заметила бесшумно вошедшего Яра не сразу.

Все так же, не издавая ни звука, Самарский прошел вглубь комнаты, сел рядом, не касаясь при этом продолжающей прятаться в ограждении из рук Саши.

– Это было очень красиво. У тебя талант, – Саша почувствовала, как сначала он проводит пальцами по распущенным волосам, а потом перебрасывает их на другую сторону, открывая прикосновениям спину и плечи. Напряжение снова сковало девушку, Саша боялась пошевелиться – как сбежать, так и остаться.

Самарский медленно склонился, сначала обжог дыханием плечо, заставляя Сашу дернуться, а потом поцеловал, прокладываю дорожку от косточки на плече, к шее, ямочке за ухом. Намеренно или нет, место болезненной «ласки» Димы он пропустил.

– Ты не скажешь, кто это сделал? – теплое дыхание обожгло затылок, а вслед за ним Саша почувствовала и еще один поцелуй.

Отвечать… Она не могла ответить. Нет. Если Самарский не захочет поверить – он никогда не узнает, кто это сделал. А почему вдруг он должен верить ей – не знала и сама Саша.

Осознав, что ответом ему так и будет тишина, Яр тяжело вздохнул. Ладно, он почему-то так и думал. Когда ярость чуть отступила, когда понял, что повел себя с Сашей как придурок, почувствовал себя виноватым. Не только из-за своего поведения, но и в том, что случилось. Он найдет того, кто к ней прикоснулся и убьет, в этом – Самарский не сомневался, вот только то, что и его вина в этом есть, понимал так же хорошо. Его вина есть, а вот ее нет…

– Саша… Что он успел сделать? – Яр коснулся поцелуем шейных позвонков, тело покрылось мурашками.

– Ничего, – девушка встрепенулась, понимая, что своими прикосновениями, он просто напросто снова ее гипнотизирует, а этого допускать нельзя. – Не успел ничего.

Она посмотрела Самарскому в глаза, подтверждая слова взглядом, чтоб он не сомневался в ее честности, чтоб поверил, хотя бы в этом.

– Извини. Я не должен был кричать, – он попытался поцеловать Сашу в губы, но она отклонилась.

– Не надо. И просить прощения не надо.

– Потому что не простишь?

– Потому что ты в этом не нуждаешься. Я устала. – Саша попыталась встать, но в последний момент Яр схватил ее за руку.

– Останься, пожалуйста. Я тоже хочу для тебя поиграть, – переводя взгляд с руки на лицо и обратно, Саша долго колебалась. Она не хотела видеть сейчас того Яра, который сжимал до боли ей руки полчаса тому в комнате. Того она ненавидела всей душей. А этого? Просящего остаться с ним? Которого она видела всего раз, но который заставлял что-то внутри переворачиваться? Может ли она отказать этому? Сдаваясь, Саша села обратно. – Спасибо.

Яр положил руки на клавиши, примеряясь, как это делают настоящие пианисты, сжал несколько раз ладонь в кулак, разминая пальцы, и только потом заиграл. Он играл Лунную сонату, наверное, именно так, как ее задумывал Бетховен, все три части, так органично переплетающиеся в единственное целостное произведение.

Если сначала Саша следила за тем, как умело пальцы, будто мотыльки, летают по клавишам, чередую аккорды с трелями, сменяя гаммы и тональности, то потом девушка невольно засмотрелась на исполнителя.

Она сама оказалась на стороне, скрытой тенью, падающей от занавески, а вот на Яра лился лунный свет, освещая силуэт так четко. Он играл не ей, соврал. Сейчас он был где-то далеко, там, где нет места никому, кроме него самого. А ей… Ей лишь посчастливилось иметь возможность подглядывать за ним в замочную скважину. Но и такой чести, она почему-то была уверена, удостаиваются не многие.

Кажется, впервые ей выпала возможность рассматривать его так долго и так пристально, отмечая то, чего не замечала раньше. У него очень длинные ресницы, наверное, в детстве ему завидовали все девочки, и шрам над бровью, неглубокий, но достаточно длинный. А пальцы именно такие, как должны быть у музыкантов – длинные, тонкие, чувственные.

Увлекшись своими наблюдениями, Саша не сразу поняла, что звуки затихли, и они снова погрузились в тишину.

– Почему ты не играешь? – даже наступившее молчание не разрушило созданную ним магию, кажется, тот, другой Яр, возвращаться пока не собирался.

– Я играю… – он смотрел на клавиши, не отрываясь, даже не моргая. – Редко, но играю.

– Ты мог бы стать пианистом, – Саша положила свою руку рядом на клавиши, желая сравнить. Меньше почти в два раза, как и ее собственный талант, по сравнению с его способностями.

– Мог, – Яр накрыл ее ладонь своей, одна из клавиш издала жалостливый писк. – Но уже не могу. Когда мне было шестнадцать, неудачно сломал руку, играя в волейбол, теперь, когда долго играю, пальцы отнимаются.

Саша бросила на мужчину сочувственный взгляд. А ведь может тот перелом разрушил его судьбу… Вместо того, чтобы стать счастливым пианистом, ему вдруг пришлось заняться тем, что кажется таким далеким от услышанного только что.

– Мне очень жаль.

Яр грустно улыбнулся своим мыслям, а потом моргнул, будто возвращаясь откуда-то из далеких размышлений, поднял взгляд на Сашу.

– А ты? Кем хочешь стать ты?

Теперь очередь усмехаться настала для Саши.

– Меня не спрашивают, чего хочу я. Я буду продолжать дело своего отца. Конечно, если ты его не разоришь. – Саша вытащила ладонь из-под тяжелой мужской руки.

– Ты недооцениваешь своего отца или переоцениваешь меня.

Саша не ответила. А вот Яр подумал, что, возможно, это лучший момент, задать вопрос, интересующий его с момента встречи в Киеве.

– А мама? Что думает о такой перспективе твоя мама? – Яр отметил, как лицо девушки моментально окаменело, глаза остекленели.

– Я живу с отцом.

– Я знаю. Но ведь мама должна советовать, одобрять или нет…

– Не моя, – не желая ступать на тонкий лед, открывать душу сейчас, Саша снова встала, и снова была поймана за руку.

Не чувствуя сопротивления, Яр поманил девушку к себе, потянул вниз, устраивая на коленях, лицом к себе.

– Почему ты вечно пытаешься все от меня скрыть? – Самарский притянул Сашу еще ближе, провел носом по шее, оставляя поцелуй. Руки взялись за молнию на спине.

– Потому, что ты собираешься использовать это против моего отца, – Саша закрыла глаза, чувствуя, как застежка легко поддается натиску пальцев.