Книга Королевский генерал - Дафна дю Морье

– Корнуолл полностью разорен, – грустно поведала мне моя сестра, – и все недовольны. Урожай этого лета не возместит всех наших потерь за прошлый год, это тебе скажет любой, кому надо поднимать имение. Если только война в скором времени не закончится, все мы будет разорены.

– Возможно, мы вскоре и увидим ее конец, – ответила я, – но не тот, на который вы надеетесь.

Я заметила, что Мэри бросила быстрый взгляд на Элис; та хотела было что-то сказать, но воздержалась. И я поняла, что если до сих пор не упоминалось имя Ричарда, то это означало, что о наших с ним отношениях Рашли, возможно, предпочитали как бы ничего не знать. Мне не было задано ни одного вопроса о прошедших месяцах.

– Сведущие люди говорят, что его величество преисполнен надежд и в скором времени пошлет на запад армию, чтобы помочь нам выгнать Фэрфакса вон из Девона, – заметила Мэри.

– Его величество слишком озабочен тем, как сохранить свои войска в центральных графствах, чтобы думать еще и о западе, – возразила я.

– Но ведь не думаешь же ты, что Корнуоллу придется снова пережить вражеское нашествие? – с тревогой в голосе спросила Элис.

– Я не вижу, как мы можем избежать этого.

– Но… у нас полно солдат, разве не так? – произнесла Мэри, по-прежнему не решаясь упомянуть имя их генерала. – Уж я-то знаю, какие большие налоги собирали с нас на их содержание.

– Из солдат без башмаков и чулок получаются негодные бойцы, – сказала я, – тем более если в мушкетах у них нет пороха.

– Джонатан говорит, что все дело в бездарном управлении, – проговорила Мэри. – На западе нет высшей власти, способной взять на себя командование. Совет принца говорит одно – военачальники другое. Я же, со своей стороны, ничего в этом не понимаю. Мне хочется лишь одного – чтобы все поскорее закончилось.

По их высказываниям – это вырывалось даже у Элис, обычно такой мягкой и великодушной, – я могла догадаться о том, что в Менебилли сэра Ричарда Гренвила судили столь же сурово, как и повсюду, за его властные манеры и бесцеремонность и что если я сейчас не произнесу вслух его имя, то все время, пока я буду у них, эту тему будут обходить неловким молчанием. Никто из них не сделает первого шага, и между нами возникнет непреодолимый барьер.

– Возможно, из-за того, что последние восемь месяцев, с тех самых пор как ранило Ричарда, я находилась рядом с ним, мне трудно сохранять беспристрастность. Я знаю, у него много недостатков, но он – лучший солдат в армии его величества. Хорошо бы Совету принца прислушаться к его рекомендациям, хотя бы уж в военных вопросах.

Какое-то время они молчали, затем Элис, слегка покраснев, сказала:

– Тебе ведь известно, что Питер находился вместе с твоим братом Робином у сэра Джона Дигби под Плимутом. В последний свой приезд он рассказывал нам, что сэр Ричард, не имея на то права, постоянно шлет приказы сэру Джону.

– Что за приказы – хорошие или плохие? – спросила я.

– Вряд ли спор идет о самих приказах, – ответила Элис. – Вполне вероятно, они необходимы. Но вызывает раздражение сам факт, что сэр Ричард отдает распоряжения сэру Джону, хотя тот и не является его подчиненным.

В этот момент в дверях галереи появился мой зять и разговор оборвался, но я с тяжелым сердцем задавалась вопросом, сколько же друзей осталось у Ричарда среди тех, кто поначалу присягал ему на верность как своему предводителю.

Прошло уже несколько дней, как я поселилась в Менебилли, когда мой зять сам и в более жесткой форме коснулся этой темы; с его-то стороны не замечалось никакого стремления избегать в разговоре имя Ричарда. Когда до него дошла из Труро весть о том, что во время своего последнего посещения Совета генерал выглядел нездоровым и очень усталым, он напрямую спросил у меня, оправился ли Ричард после ранения.

– Мне кажется, он устал, – заметила я, – и неважно себя чувствует. А нынешняя ситуация вряд ли дает ему основания для уверенности и бодрого настроения.

– Здесь, в Корнуолле, он сам нанес непоправимый вред, когда стал требовать от нас помощи, вместо того чтобы попросить о ней, – отозвался мой зять.

– Суровые времена диктуют и суровые меры. В пору ли ходить с шапкой по кругу, выпрашивая деньги для выплаты жалованья солдатам, когда неприятель уже в соседнем графстве?!

– Он бы добился куда большего результата, если бы принялся за дело с учтивостью и с пониманием бедственного положения каждого из нас. Все герцогство встало бы на его сторону, прояви он хотя бы половину той участливости, которой отличался его брат Бевил.

На это мне нечего было ответить – я знала, что это правда.

Погода стояла холодная, унылая, и большую часть времени я проводила у себя в комнате, той самой, которую восемнадцатью месяцами раньше занимала Гартред. По сравнению с остальными помещениями она не сильно пострадала, за что, по-видимому, нужно было сказать спасибо Гартред. Это была приятная комната, одним окном она выходила в лишившийся своей былой красы сад, с коротко подстриженными тонкими ростками свежепосеянной травы, а два других ее окна были обращены на юг; из них открывался вид на плавно поднимавшуюся вверх дорожку и на бухту. Я была весьма довольна, хотя и чувствовала какую-то пустоту – тяжело было вновь ощущать одиночество, после того как ты провела восемь месяцев в обществе любимого человека. Я делила с ним не только его тревоги и неудачи, но и его безрассудные выходки. Я свыклась с его меняющимися настроениями, полюбила их, понимала жестокий сарказм, быстрый насмешливый ответ на вопрос и внезапный прилив нежности, столь неожиданной и теплой, в мгновенье ока превращавшей безжалостного воина в любовника.

Когда я была с ним, дни казались наполненными, теперь же их определяло студеное однообразие декабря: за завтраком мне приходилось зажигать свечи, а отправляясь на короткую прогулку по дороге на насыпи, я закутывалась в плащ и одеяла. Конец года, который всегда был для меня порой сожалений, теперь обернулся периодом напряжения и дурных предчувствий.

На Рождество к нам из Фоя прибыли Джон с Джоан и пожаловал Питер Кортни, отпущенный на несколько дней сэром Джоном Дигби, по-прежнему стоявшим под стенами Плимута, и все мы заставили себя веселиться ради детей, а может, и ради себя самих. Фэрфакс был забыт, как, впрочем, и его доблестный заместитель Кромвель, о котором нам рассказывали, что он ведет своих людей в бой с молитвой на устах. Мы жарили каштаны перед двумя разведенными в галерее очагами и, обжигая пальцы, выхватывали из огня засахаренные лакомства; еще я помню старого слепого арфиста, которого мы приютили в сочельник, он пришел и стал играть для нас при мягком свете свечей. С начала войны на дорогах появилось много бродяг; не имея крыши над головой, они скитались из деревни в деревню, где им гораздо чаще доставались оскорбления, чем серебряные монетки. Возможно, это зима добавила Джону великодушия, ибо старика не прогнали. Я и сейчас еще вижу, как он сидит в дальнем углу галереи – поношенная куртка, рваные штаны, темные круги под глазами – и перебирает проворными пальцами струны арфы, а дрожащий старческий голос звучит необычайно нежно и проникновенно. Я спросила у Джонатана, не боится ли он воров в эти трудные времена. Покачав головой, он с мрачным видом показал рукой на выцветшую драпировку на стенах и потрепанные стулья.