Книга Десантники не сдаются - Сергей Зверев

— Я понимаю, — кивнул академик. — Завтра в Москве появится молодой человек. Я его лично не знаю, но мне его отрекомендовали, как весьма перспективного ученого… Правда, личность несколько экстравагантная.

— Направьте его ко мне, — усмехнувшись, произнес Кумаченко. Он привык к экстравагантным личностям. И считал себя готовым ко всему.

Но то, что возникло на следующий день в офисе фонда «Третье тысячелетие», было нечто из ряда вон выходящее.

В назначенное время возник верзила лет тридцати-тридцати пяти. Его атлетическая комплекция сочеталась с плохой координацией движений и неуклюжестью. Он тут же смахнул вазу со стола в кабинете Президента фонда и с трудом приземлился на стул, который жалобно скрипнул под его массой. Одет был в мятые джинсы, клетчатую рубашку, клетчатый же, изрядно жеваный, пиджак и зеленый галстук. Галстук тер ему шею, и верзила то расслаблял, то затягивал узел. Видно было, что к этому светскому элементу одежды он так и не привык.

— Парамон Васильевич Раздыхайло, — сухо представился посетитель. Взгляд у него был несколько рассеянный и вместе с тем настороженный.

— Очень приятно. Присаживайтесь, — предложил Кумаченко, поняв, что это тот самый протеже академика.

Выпрямившись в кресле, будто кол проглотил, гость выставил перед собой ладони и повел ими вокруг себя, сосредоточенно и хмуро глядя в одну точку. Богучарский, сидевший в уголке на диване, наслаждался этой сценой. В его коллекции патологических ученых типажей сегодня прибыло серьезное пополнение.

— Аура неважная, — сообщил гость изумленному Кумаченко. — Подчистить бы надо.

* * *

Денисов прочитал справку-меморандум по оперативному делу «Сластолюбцы». В три страницы, исполненные мелким шрифтом, втиснулось достаточно информации, чтобы в нормальной стране тряхануть, как землетрясением, властный Олимп. Но это в нормальной стране.

— Глубоко копаешь, — произнес Денисов с одобрением.

— Ну да. Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, — угрюмо кивнул Никита Сытенко, начальник отдела по борьбе с преступными авторитетами.

— А солдат из ВДВ заменяет БМД. — Денисов поглядел на аккуратно исполненную схему связей фигуранта. Стрелки тянулись к многочисленным связям разрабатываемого лица — к «телам» (так называли детей), к заказчикам — заядлым педофилам.

— Во, смотри, сучье какое, — зло процедил Сытенко, тыкая в схему. — Весь московский бомонд.

— Смотрю, крепко ты на этой теме завис, — усмехнулся Денисов.

— Завис. Руки к пистолету тянутся.

— А руки связаны, — кивнул Денисов. — История стара, как мир.

— Противно это все, — скривился Сытенко. — Смотри, кто нарисовывается. Известный кутюрье. Не менее известный певец. Ну, знаешь его. Поет «Твои бездонные ресницы».

— Ресницы?

— Ресницы, — кивнул Сытенко. — Еще тут два депутата Госсобрания России. Один, кстати, из комиссии по делам молодежи.

— Комиссии по молодежи? М-да… Знаешь разницу между педофилом и педагогом?

— Ну?

— Первые действительно любят детей.

— Любители… Оба от «Союза демократических перемен». У них там половина педики. А вторая половина — педофилы. Еще тонкая прослойка других извращенцев — зоофилов, некрофилов…

— Ты серьезно? — хмыкнул Денисов.

— Если и преувеличиваю, то немного… Самое страшное, что по информации минимум двоих детей убили… Олег, скажи, что теперь со всем этим дерьмом делать? — Сытенко хлопнул ладонью по распухшему тому.

— А ведь заступятся за него, когда мы его за хобот вытянем. — Денисов постучал пальцем по центральному квадратику в схеме, в котором разместился один из главных поставщиков малолеток столицы и по совместительству преподаватель МГУ. Ему присвоили условное наименование «Урод».

— Заступятся, — согласился Сытенко. — Адвокаты, журналисты набегут. Телефон оборвут… А если мы выстоим — так сдадут его. Открестятся. Мол, не знаем такого.

— Или в камере эту суку замочат. Чтобы язык ненароком не распустил…

Медведю вспомнился январь девяносто пятого. Ад первых дней штурма Грозного. Сожженная техника Майкопской бригады. Президентский дворец, превращенный в неприступную крепость, о который обломали зубы мотострелки, да так и не смогли взять. Группа Медведя и наиболее достойные бойцы полка ВДВ тогда провели блестящую акцию, ночью сняв из бесшумного оружия огневые точки на высотках, откуда контролировались все подходы к Президентскому дворцу. Утром боевики, шедшие на замену своих товарищей на позициях, напоролись на шквальный огонь да там и полегли, потому что их товарищи лежали с простреленными черепами, а огневые точки контролировал спецназ ВДВ. Это был переломный момент в битве за Грозный. Потом оставалось только зачищать квартал за кварталом, меньше думая о том, чтобы отрапортовать наверх, и больше заботясь о солдатах. В процессе вычищения города Медведь со своими ребятами и набрели на детский дом, где окопались боевики. Взяли пятерых бандитов в плен без единого выстрела, проскользнув в здание через чердак.

— Я военнопленный, — орал разложенный на полу чеченец.

А Медведь смотрел в испуганные, дикие глаза мальчишек и девчонок — русских, чеченских, ингушских. И слушал от них сбивчивые рассказы о том, что творили дяди, отсиживавшиеся в этом доме… Тогда было как-то проще. Казак выводил этих тварей в соседнюю комнату, сначала отстреливал руки, потом пуля между ног, и через некоторое время, достаточное, чтобы человек осознал, что с ним делают — контрольный в череп. Ни Казак, ни Медведь, никто из спецназовцев не были садистами. Им не нравилось всаживать пули в людей. Просто у них было свое представление о возмездии. В Москве такого представления нет. Оно давно затерто трепачами-журналистами, сведено на нет продажными судьями и прокурорами, оплевано дорогостоящими адвокатами. А ведь справедливости без возмездия не бывает.

— Блин, что за жизнь? Сажать всех его клиентов надо! — хлопнул кулаком по колену Сытенко. — Всю эту элиту долбанную на север. На Колыму. Лес валить…

— Сажать? Кого? Они же приватизировали это государство. Считают его своей зубочисткой — хотят в зубе поковыряют, хотят в задницу кого-то уколют, — Денисов встал, прошелся по кабинету, остановился, задумчиво смотря на унылые грязно-серые многоэтажки за окном. Он ненавидел этот пейзаж, которым вынужден любоваться уже третий год после отставки коррупционера-министра генерал-полковника Рубашина. У того любимым детищем было Управление по борьбе с бандитизмом, и он позволял своим любимцам творить, что им вздумается. После громкой отставки министра Московское региональное управление по борьбе с бандитизмом все перетрясли, прополоскали, выжали. При этом выгнали половину личного состава. Саму контору выселили из центра Москвы. И теперь вместо Шаболовки с ее неторопливыми трамваями Денисов имел возможность любоваться рядами пятиэтажек и просторным школьным двором, превращенным в автопарк. Это здание занимала когда-то средняя школа, но в связи с резким уменьшением поголовья московских детей ее закрыли.