Книга Грустный оптимизм счастливого поколения - Геннадий Козлов

Работал умелец на дому. В двухкомнатной квартире он организовал себе мастерскую, в которой кроме всего прочего было два больших станка – токарный и фрезерный. Контакты с ним мы сохранили, и он сделал для нас пару устройств, которые хотя прямо в дело и не пошли из-за своей хитроумной неповторимости, но в упрощенном варианте оказались весьма полезными.

Самым ценным приобретением для лаборатории оказался другой мастер, неторопливый скромный человек, которому, оказалось, просто нет равных в изготовлении так необходимых нам проволочных решеток. На металлическую оправку размером десять сантиметров нужно намотать и укрепить вольфрамовые проволочки толщиной в десять раз меньше человеческого волоса в количестве нескольких тысяч. Успех зависит от того, насколько точно выдержаны расстояния между ними.

Такие решетки делают в Англии и в Америке, но качество их много хуже наших. А секрет прост. Наш мастер после прецизионной механической намотки вручную корректировал положение проволочек под микроскопом. Иностранные коллеги просто не верят, что человек способен на такую кропотливую работу.

Выросшие в нерыночное время, мы поначалу считали, что главное – это сделать добротный товар, но вскоре жизнь убедила нас в известной всему миру аксиоме: еще важнее товар продать. Подчас это требует не меньшей изобретательности, чем сами научные исследования.

Большинство наших первых клиентов были друзьями-соавторами. Работать с ними было легко в силу доверительности отношений, но всегда возникала неловкость в определении цены поставки. Приходилось, кроме всего прочего, учитывать, что при всем своем достатке заграничные профессора были обычно очень ограничены в средствах для покупки приборов в России. Помню, в первой «ценовой» дискуссии я с трудом смог назвать сумму, вдвое превышающую наши прямые затраты. Мой «клиент» искренне удивился:

– Ты что?!

Я успел покраснеть до ушей за тот миг, пока он объяснил, что реальная цена нашего фильтра (небольшой приборчик) в десять раз больше. Но и обрадоваться как следует я не успел, ибо он тут же честно признался, что такими деньгами не располагает и заплатит только вдвое больше запрошенного. В качестве компенсации он дал совет больше за такие деньги никому фильтры не продавать. К сожалению, фильтры никто больше не заказал, но урок пошел на пользу, и в дальнейших торгах мы чувствовали себя более раскованно.

Вообще-то бизнес-уроков мы получили много. К примеру, один немец попросил нас сделать простенькое устройство для примерного измерения длины волны лазерного излучения. Как он сказал – массовый прибор для «бедных» ученых. Задача нас увлекла, мы выполнили целое исследование, разработали специальный материал. День ото дня измерители становились все лучше и лучше. Предвкушая большой коммерческий успех, мы заказали на заводе целую серию из ста штук. Клиент, на наше несчастье, к этому времени уже забыл о своем заказе, да и других потребителей не нашлось. Видимо, «бедные» исследователи перевелись вовсе.

Новой формой нашей деятельности стало участие с рекламной целью в заграничных выставках, приуроченных к профильным конференциям. Крупные экспонаты, понятное дело, мы не вывозили, ограничиваясь картинками, а мелочь типа линз, зеркал, фильтров и т. д. демонстрировали «живьем». Все это можно было без труда провезти в портфеле.

Первые годы на таможне на такие мелочи вообще внимания никто не обращал, но постепенно правила ужесточались, и от нас стали требовать официального оформления «груза». Пришлось даже сделать специальный выставочный чемоданчик с пломбой. При возвращении в аэропорту обычно интересовались только фактом наличия груза (чемоданчика). С учетом этого упрощающего обстоятельства я решил после одной выставки оставить свой «товар» у знакомого профессора с тем, чтобы не таскаться с ним туда-обратно к следующей выставке. Чемоданчик на всякий случай нужно было заполнить какими-нибудь похожими железками.

Первое, чему мне предстояло удивиться, было полное отсутствие в американской физической лаборатории какого-либо неиспользуемого хлама. Нет даже старых приборов, которые можно разобрать на детали. Пораженный этим открытием, я попросил отвести меня в мастерскую, имея в виду отрезать на токарном станке пару металлических кругляшек. Второе открытие состояло в отсутствии самой мастерской. Точнее, мастерская была, но централизованная при факультете. Делать там что-либо самому запрещалось, а для заказа требовался полный чертеж с дюймовыми размерами. Поразила и стоимость моего предполагаемого заказа – несколько сотен долларов. Кончилось тем, что кто-то принес мне из дома старый трансформатор, который я и засунул в чемоданчик.

На таможне в Шереметьево в этот раз скопилось множество народу. Очередь в красном коридоре, предназначенном для пассажиров с валютой, была такой длинной, что я, отстояв в ней с полчаса, решил пробраться через зеленый, так как денег при мне было совсем немного. Но не тут-то было. Бдительный таможенник попросил показать бумажник и мгновенно наткнулся на незадекларированные две сотни долларов.

Меня провели в смотровую комнату, где провели досмотр и ощупывание, которые, к разочарованию сыщиков, новой контрабанды не выявили. Оставалось только оформить выставочный груз, для чего меня сопроводили в грузовую таможню, сориентировав скучавшую там женщину на тщательность проверки. Такой поворот событий в мои планы не входил, и внутренне я метался со своим трансформатором как загнанный зверь, внешне сохраняя по возможности спокойствие и невозмутимость. Таможенница разложила тем временем на столе документы и взяла опись груза.

– Предъявляйте, – произнесла она казенным голосом.

Я засуетился вокруг чемоданчика, лихорадочно подыскивая версию, объясняющую чудесное превращение линз и зеркал в трансформатор. Не было не только идеи, но и намека на нее. В тот момент я в полной мере осознал ощущения упоминавшегося ранее студента, пытавшегося на экзамене объяснить мне однонаправленное протекание тока в полупроводнике.

Затянувшуюся паузу прервал телефонный звонок. Звонили, вероятно, по поручению Всевышнего, снизошедшего к моему отчаянному положению. Полученное сообщение о начале распродажи австрийских сапожек (дело было во время перестройки) круто изменило планы таможенницы.

– Ладно, не мучайтесь с чемоданом, давайте его просто взвесим.

Трансформатор не подвел, он оказался даже несколько тяжелее. На этом нас и отпустили с Богом.

Анализируя этот случай, я пришел к выводу, ставшему потом жизненным правилом: никогда не ловчить по мелочам, тем более – дважды кряду.

Ловчить, однако, научным сотрудникам приходилось с каждым годом все больше и больше. Я уже писал ранее о том, как много должен уметь экспериментатор для успешной работы. Теперь ко всему прочему добавились также навыки финансиста, экономиста, менеджера, рекламного агента и даже «бойца невидимого фронта». Сейчас опытный научный сотрудник практически без подготовки может занять почти любой пост в компании или в государственном учреждении. Наука, брошенная государством на самовыживание, стала своего рода кузницей универсальных кадров.

Далеко в небытие ушли счастливые и беззаботные времена неповторимого советского академизма. К старому возврата уже никогда не будет. Хотя и жаль. Наука (по крайней мере, естественная) в старой системе была, как мне кажется, тем небольшим островком, на котором всегда сохранялись относительная свобода творчества, разумная конкуренция и высокие идеалы истины.