Книга Пять дней - Дуглас Кеннеди

— Только Норм… он ведь как… никогда не станет смешивать краски, пока ему не заплатишь или не дашь номер действующей кредитной карты. А сегодня он работает только до четырех. Но я ему позвоню, предупрежу, что ты подойдешь… если, конечно, тебя не затруднит.

— Не затруднит, Бен. Ты ведь мой сын. А завтра я завезу краску в портлендский Музей изящных искусств.

— Я позвоню Тревору, скажу ему, чтоб встретил тебя там в двенадцать дня, если тебя это устроит.

— Устроит. Я на завтра взяла отгул. Дай ему мой сотовый и пришли мне его телефон. А я, когда заберу краску, напишу тебе.

— Мама, ты — гений.

Положив трубку, я заметила, что улыбаюсь. Из соседней комнаты вышел Ричард:

— Ну, все, одна из горничных в том отеле соберет наши вещи. И я договорился, чтобы тебе позволили оставить машину на гостиничной стоянке до завтрашнего дня. А звонок, должно быть, приятный. Ты прямо вся светишься.

Я рассказала ему про разговор с Беном, умолчав про комментарии сына относительно отца. Ричард, я видела, пытался не думать о собственном сыне.

— Он, конечно, понимает, какая у него потрясающая мать.

— Бен — потрясающий сын. И я уверена, если он не будет терять присутствия духа и веры в себя, если на несколько лет уедет из Мэна, будет постоянно работать над собой, в один прекрасный день он добьется успеха. Может быть, даже станет знаменитым.

— При твоей поддержке…

— Ему все равно придется всего добиваться самому.

— Что бы ты ни говорила, я знаю, что ты всегда подставишь ему плечо.

— Я знаю одно: после обеда мне нужно забрать для него какую-то особую краску.

Я объяснила, что рядом со стадионом «Фенуэй-парк» есть специальный магазин, торгующий принадлежностями для живописи, что его владелец пообещал смешать для Бена краску особого оттенка, которую мне необходимо забрать в три часа дня, поскольку часом позже магазин закрывается, а мой сын должен дописать свой новый шедевр — как тут не похвалиться, я же мать!

— Значит, тебе там надо быть к трем, — произнес Ричард. — Тогда давай сделаем так…

Мы решили, что после обеда Ричард направится в сторону аэропорта, а я — на другой конец города, чтобы забрать краски Бена, и примерно в пять мы снова встретимся в номере.

Но сначала мы вместе приняли душ — намыливали друг друга, пылко целовались под струями воды, льнули друг к другу, клялись в вечной верности, снова и снова признавались в любви, выражая свои мысли и чувства с искренней непринужденностью, которую я утратила десятилетия назад и думала, что никогда уже больше не обрету.

Одевшись, я быстро набила сообщение Салли:

«Осталась еще на один день в Бостоне, отлыниваю от работы. Как съездила в Портленд? Я люблю тебя. Мама».

Бил. Ответ от Салли:

«Концерт был скучный. Теперь надо писать эссе об Эдит Уортон. Т-о-с-к-а. Папа говорит, у тебя похмелье. Круто».

Моя дочь — апологет литературного стиля, который в лучшем случае можно охарактеризовать как «унылый подростковый минимализм». Я с ужасом представляла ее взрывную реакцию на известие о грядущем перевороте, который изменит нашу семейную жизнь. Но сначала… сначала я проживу до конца этот чудесный уик-энд.

Пока Ричард одевался, его телефон пикнул несколько раз. Он мельком глянул на дисплей, но отвечать не стал.

— Что-то случилось? — спросила я.

— Это по работе, — объяснил он. — У меня есть один клиент, у него пять хозяйственных магазинов в районе Льюистона и Оберна. Он считает, что может звонить мне в любое время дня и ночи, если необходимо предъявить требование о возмещении убытков. Дело в том, что один из его складов сгорел три недели назад. Один недовольный работник поджег — и исчез. До сих пор в бегах. Мой клиент понес ущерб в размере около четырехсот тысяч долларов. Между нами говоря, у него уже два года дела идут из рук вон плохо, и страховые инспекторы, а также полиция вполне допускают, что он, возможно, подговорил «недовольного работника» поджечь склад.

— Ты напишешь про это рассказ, да?

— В принципе, эта история в духе Джеймса М. Кейна…

— Особенно если добавить femme fatale.[50]

— Ты меня поражаешь, — сказал Ричард.

— Потому что я знаю, кто такой Джеймс М. Кейн.

— Потому что ты невообразимо умна.

Я его поцеловала:

— Почти так же, как ты.

Он меня поцеловал, сказал:

— Ты умнее.

Я его поцеловала:

— Ты очень любезен.

Он меня поцеловал:

— Нет, говорю как есть.

— Я так тебя люблю.

— И я безумно тебя люблю.

Направляясь вместе со мной к выходу из гостиницы, Ричард остановился у стойки регистрации и сказал сотруднице, что мы хотели бы остаться в нашем люксе еще на одну ночь. Женщина проверила, свободен ли номер, и ответила:

— Без проблем.

Боги, вне сомнения, благоволили к нам. В этом мы еще раз убедились, когда вышли на улицу. Выдался очередной ослепительный осенний день. Вовсю сияло солнце. Небо было чистым. Легкий ветерок ворошил опавшую листву. Перед нами простирался большой город — дружелюбный, предлагавший массу интересных возможностей. Ричард взял меня за руку, и мы зашагали в парк.

— Еще вчера… — промолвила я.

— Еще вчера…

Мы поняли друг друга без лишних слов. Еще вчера мир был совсем другим. А сегодня…

— Давай сходим к дому и посмотрим на квартиру с улицы, — предложила я.

— Не возражаю.

Рука об руку мы шли по парку и говорили, говорили, говорили. О том, что приедем сюда через выходные, чтобы встретиться с подрядчиком, приятелем Ричарда, и обсудить с ним ремонтные работы в квартире. А также узнаем, кто сейчас дирижер Бостонского симфонического оркестра, попытаемся купить билеты на концерт. И еще, наконец-то сходим в Институт современного искусства. И выясним, что идет в одном из самых интересных театров в городе.

— Оставь все это мне, — сказала я. — Я сама займусь организацией нашего культурного досуга.

— А я подыщу для нас гостиницу и договорюсь о встрече с моим приятелем-строителем из Дорчестера, Пэтом Лаффаном. Пэт — удивительный человек. Бывший бостонский полицейский, переквалифицировавшийся в строителя. Довольно простой мужик, прямой, но относительно честный… большая редкость среди строителей.

— А потом можем начать подбирать мебель… Или, по-твоему, еще рано?

— Мне это нравится. Зачем тянуть? Зачем откладывать в долгий ящик?

Ох, романтика, романтика! Мы оба балдели от своей выспренней болтовни. Так два незнакомца, думавшие каждый про себя: «Я никогда не освою французский», однажды утром просыпаются друг подле друга и осознают, что говорят на французском бегло и уверенно, что прежде им обоим казалось невозможным. Как же мы оба желали этой любви! Оба знали, что это так правильно. Мне хотелось изливать свою восторженность. Хотелось верить, что в нас велико желание создать для себя счастливую совместную жизнь, и мы, естественно, будем великолепно ладить друг с другом и справляться с обычными семейными проблемами легко и непринужденно, поскольку у каждого из нас есть печальный опыт многолетнего прозябания в несчастливом браке.