Книга Пять дней - Дуглас Кеннеди

Двигаясь быстро и бесшумно, я перешла из процедурной в техническую комнату. Вводя в компьютер необходимые данные, я, как обычно, почувствовала напряжение, которое до сих возникает у меня каждый раз перед началом таких процедур. Ибо я хорошо понимала, что с того момента, как я введу восемьдесят миллиграммов высококонтрастного йодосодержащего препарата в вены Каролины, у меня останется менее пятидесяти секунд на то, чтобы начать сканирование. Начнешь сканирование на несколько секунд раньше, и все насмарку: контрастное вещество не успеет накопиться в венах, а значит, я не получу изображений, которые нужны рентгенологу для постановки точного диагноза. Начнешь сканирование чуть позже, концентрация контрастного вещества, возможно, будет слишком велика.

Точно выбрать момент.

Это самое главное.

Я нагнулась к микрофону на панели управления, включила его:

— Каролина?

Мой голос загремел из динамика в процедурной. Каролина перевела взгляд на окно аппаратной. Ее глаза полнились страхом. Я последовала сценарию, к которому всегда прибегаю, когда вижу, что пациент напуган.

— Я знаю, что для вас это все очень необычно, вы напуганы. Но обещаю: мы закончим через несколько минут. Хорошо?

Я нажала на кнопку, приводящую в действие систему автоматического впрыска. На экранах появился таймер. Я тут же устремила взгляд на Каролину. Ее щеки внезапно покраснели, потому что йодосодержащее контрастное вещество попало в кровоток, и температура ее тела повысилась на два градуса. Запустилась программа сканирования, стол-транспортер поднялся вверх. Как почти всякий пациент на ее месте, Каролина вздрогнула от неожиданности.

Я схватила микрофон:

— Каролина, не волнуйтесь. И пожалуйста, лежите смирно.

К моему огромному облегчению, она повиновалась. Ложе достигло уровня обруча. Пролетели двадцать восемь секунд. Стол начал вдвигаться в обруч. Остановился. Прошло тридцать шесть секунд. Голова Каролины находилась теперь в кольце обруча. Сорок четыре секунды. Сорок шесть. Мой палец лежал на кнопке сканирования. Я заметила, что он дрожит. Сорок девять. И…

Я нажала кнопку. Сканер заработал. Бесшумно. Как всегда, я закрыла глаза и тотчас же открыла их, когда на двух экранах передо мной появились первые изображения обеих молочных желез. Снова закрыла глаза, думая о том, как ее лечащий врач сообщит ей плохую новость, если опухоль окажется злокачественной.

Но профессионализм возобладал над страхом. Мои глаза распахнулись сами собой. И то, что я увидела, была…

Фиброаденома. Я столько перевидала их на своем веку, что узнаю мгновенно; еще ни разу не ошиблась. Вне сомнения, у Каролины была фиброаденома — плотный, круглый, эластичный комок, при нажатии свободно перемещающийся в груди, обычно безболезненный.

Фиброаденома — доброкачественная опухоль. Она бывает только доброкачественной.

Я принялась внимательно изучать изображения, пристально всматриваясь в каждый контур, в каждую скрытую трещинку вокруг обеих молочных желез. Так полицейский обследует все углы на месте преступления, выискивая некую невидимую улику, которая может полностью изменить криминалистическую картину преступления. Тщательно рассмотрела околососковые кружки, сами соски, протоки, дольки, жировые отложения, а также прилежащие ребра, область грудины, мышечные ткани вокруг.

Ничего.

Для пущей верности я в третий раз пробежала глазами срезы, убеждаясь, что я не упустила важных деталей, и одновременно удостоверившись, что концентрация контрастного вещества на должном уровне и четкость изображений соответствует требованиям доктора Конрад.

Ничего.

Улыбаясь, я откинулась на спинку стула. Хорошая новость. Новость, которую я не вправе ей сообщить, хотя через несколько минут я найду доктора Конрад, и будем надеяться, что та — узнав про беременность пациентки, про ее предыдущие выкидыши и вполне понятный страх — проявит человечность, проблески которой я иногда замечаю в ее гранитных чертах, и поспешит уведомить лечащего врача Каролины о результатах обследования и поставленном диагнозе.

Я вновь посмотрела на страдающую, напуганную женщину. Моя ровесница. Во многом мой товарищ по несчастью. Через мгновение я возьму микрофон и скажу ей, что обследование окончено, похвалю ее за храбрость и приготовлюсь к потоку вопросов. Что вы обнаружили? Скажите, опухоль злокачественная? Или доброкачественная? Что вы обнаружили? — которыми она начнет засыпать меня, едва я войду в процедурную, чтобы отстегнуть ее от стола-транспортера.

Обладай я некой вселенской мудростью — а таковой никто не обладает, — что еще я могла бы сказать ей, помимо того, что у нее доброкачественная опухоль? Какой совет могла бы дать? Я не имею в виду какие-то мудрые слова, ибо то, что для одного мудрость, для другого — банальность. И поскольку не существует ответов на все случаи жизни, я, пожалуй, выразилась бы просто и ясно. Например, сказала бы так.

Вас мучают страх, сомнения, тоска, вы переживаете свои неудачи, надеетесь на лучшее, вам кажется, что вы загнали себя в угол…

Вас раздирает внутренняя борьба, которую вы всегда будете вести сама с собой; вы остро осознаете, что все в этом мире скоротечно… Но вот что показывает мой монитор: ваша опухоль не смертельна.

И даже если вы, начиная с этой минуты, по-прежнему будете создавать себе препятствия, разбивать собственные надежды, жить так, как вам не нравится, монитор все равно покажет, что рака у вас нет. А значит, у вас теперь есть шанс. Но если вы, в конечном счете, не сумеете воспользоваться этим шансом и изменить свою жизнь к лучшему, не отчаивайтесь. Ибо есть одно великое утешение… главное, сумейте это понять и оценить.

Вы будете жить.