Книга Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

Извозчик впряг в «Люсиль» старую клячу и повез друзей в «Рояль Драм», винный магазин за городом. «Рояль Драм» славился на всю округу безвкусными картинами на стенах и помятыми пивными кружками, которые за небольшую плату наполнялись отнюдь не самым плохим вином.

Когда Поль Дом и Плюмо вошли, они тут же стали проявлять всяческий интерес к происходящему в магазине, как обычно это делают искатели дешевой выпивки. Затем Клод и журналист устроились в темном углу, в то время как извозчик решил воспользоваться уже проверенным способом. Подтянув штаны и позвав хозяина, он зачитал ему закон, запрещающий продавать осадок от домашнего вина (разрешается только делать из него уксус). Владелец магазина на удочку не клюнул.

– И не пытайся обвинить меня в том, что пробки в бочках не те, или мерные чашки липовые, или что в глинтвейне содержатся запрещенные специи!!! Я все твои уловки знаю!

Хозяин пригрозил, что не будет их обслуживать, и извозчику пришлось мирно расплатиться за вино и вернуться к друзьям.

Клод подробно рассказал историю своего разрыва с любовницей. Друзья уставились на кружки, перед тем как залпом их осушить и заказать еще по одной. Извозчик не переставал нахваливать Клода, в то время как журналист бесчестил Александру. Получившаяся смесь не внушала доверия, а тем более не помогла юноше утешиться.

Извозчик поднялся со стула и заказал карбонад.

– Давай отведай свининки! Вспомним наш первый ужин в «Свинье на вертеле»!

– У меня нет аппетита, – кротко ответил Клод.

– Друг, она тебя недостойна! Ты слишком хорош для нее! Она страдает хроническим расстройством нервов! Если бы мне подвернулся случай, я бы ее как следует проучил – окунул бы несколько раз в воду, и дело с концом! Я говорю не о том старом морском наказании, когда проституток заставляют идти по толстой доске над водой. Это было бы слишком просто! Нет, я бы заткнул ей рот и привязал цепями к борту лодки! – Журналист показал, что случилось бы дальше. – После нескольких таких нырков она бы точно раскаялась.

– Ну, наш друг придумал бы пытку и помудреней! – сказал извозчик, когда вернулся за столик.

Однако Клод отказался порадовать друзей механическими усовершенствованиями пытки Плюмо.

– Какой смысл придумывать какие-то новые приспособления, если от старых никакого толку? К тому же у меня больше нет ни времени, ни денег, чтобы продолжать изобретать что-либо. Я возвращаюсь к работе в «Глобусе».

– Ты это брось! – сказал извозчик. – С твоими-то талантами! Да люди тебе сами платить будут за изобретения! Забудь о магазине, преследуй цели, о которых ты говорил на лекции.

– Извозчик прав! – согласился журналист. – Богатенькие с удовольствием раскошелятся на твои приспособления, если не почувствуют какого-нибудь подвоха.

– Я никогда раньше этим не занимался. И как, по-вашему, мне бросить «Глобус»?

– Если хочешь уйти оттуда, сделай так, чтобы Ливре тоже этого захотел. Иначе, друг мой, тебе придется всю жизнь пахать на этого скупердяя, грубияна и ворчуна!

Извозчик икнул и закатил глаза.

– Плюмо, дружище! Да тебе за каждое слово надо золотой давать!!!

Трое гуляк теперь вели себя более раскованно. Журналист запел песню собственного сочинения. Она касалась мужа мадам Хугон. Полный текст не сохранился, но заканчивалась песенка так:

О, эти чудные три «Э»!

О, как они приятны мне!

Entrance,[87]эрекция, эякуляция —

Одному не везет, так другому – овация!

Извозчик заржал над каламбуром. Вскоре к гулякам присоединились и другие посетители «Рояль Драм», и теперь целый хор голосов завывал то, что позже будет названо «Балладой импотента». Попойка продолжалась, певцы пили, и пьющие пели до тех пор, пока все посетители не стали выстукивать пивными кружками ритм гимна освобождения от горя, которого так жаждал Клод. Он уставился на бутылки за стойкой. Стекло и фаянс расплывались перед глазами и претерпевали некоторые изменения. Хозяин превратился в толстую, говорливую бутылку бренди, а извозчик – в огромную оплетенную бутыль столового вина. От таких метаморфоз Клоду стало не по себе.

– По-моему, нам надо подышать воздухом, – заплетающимся языком проговорил он.

Три подвыпивших друга попросили счет и потопали к коляске. Рухнув на мягкие сиденья «Люсиль», Клод вновь загрустил:

– Я был частью ее развлечений, но не частью жизни. Как вышло, что переплелись любовь и деньги? Парадокс. Как вышло, что в момент наибольшего презрения к ней я и восхищался ею сильнее, чем когда-либо? Мои чувства – экстаз и ненависть – никогда не достигали такого апофеоза. – Тут Клод высунулся в окно, и юношу стошнило.

– О, я хорошо знаком с этой стадией опьянения! Ты веселился, а теперь почувствуешь себя больным и никчемным – сейчас ты прошел через этап заболевания. Есть только один выход – предаться любовным утехам! – Журналист велел извозчику везти их на улицу позади Пале-Руаяль.

Они прибыли к месту назначения в час, когда ни одни куранты в городе уже не били. Плюмо и Клод выпрыгнули из «Люсиль». Они еле держались на ногах.

– Ты просто в дымину пьян! – сказал извозчик, перед тем как уехать.

Плюмо и Клод, пошатываясь, отправились дальше, хотя сначала выслушали предложения прыщавой проститутки с щелью между зубами и продавца горячей картошки. От обоих соблазнов они отказались. Друзья также остановились у магазина и обильно помочились на ставни. Плюмо порылся в карманах и вытащил оттуда медную монетку. Он вручил ее Клоду.

– Это не простые деньги. Это символ моего пристрастия. И символ кое-чего еще.

В этот момент двое решились на следующий смертный грех.

У Клода были широкие познания, правда, чисто умозрительные, о распутстве и прелюбодеянии. Хотя он и читал многое из того, что было напечатано в самый эротический век, а также лично ознакомился с секцией «Проститутки» Коллекции за Занавеской, все же юноша избегал платить за удовольствия. Кроме того, страх заразиться какой-нибудь гадостью охлаждал его любопытство.

Заведение мадам Роуз располагалось рядом с лавкой мясника, соседство вполне приличное, как полагал Плюмо. Клод слегка протрезвел, когда они вошли в публичный дом. Гостиная была оформлена недурными шелками, и хозяйка, красивая женщина лет сорока, поприветствовала Плюмо с таким видом, будто он старый знакомый (это не оставляло сомнений в его частых посещениях сего дома терпимости). Жрицы любви сидели на диванах в различных позах. Хозяйка, взяв у Клода жетончик, прошептала ему:

– Молодой человек предпочитает горячих крошек?…

– Мадам, прошу вас! – вмешался Плюмо. – Позвольте мне самому познакомить их.

Он начал сообщать noms de lit[88]женщин.