Книга Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клод раздумывал о свидании, потерпевшем фиаско, в то время как Александра собиралась уходить. После перепалки он думал, что с радостью насладился бы еще раз смешанным чувством, оставшимся после любви. Александра же ощущала обратное. Она не готовилась к встрече и теперь хотела избавиться от любовного осадка. Любовь Клода стала болезнью, которой мадам Хугон однажды заразилась, а теперь хотела навсегда от нее излечиться.
Наконец она собралась и высказала все, что думает, делая это с наигранным равнодушием:
– Я надеюсь, ты понимаешь, что наша встреча была последней. Я больше не могу оплачивать твои развлечения, я также отправила письмо с отказом Ливре. Он получит его завтра, если оно уже не попало ему в руки. У меня накопилось слишком много счетов, по которым надо платить. Нужны деньги. Много денег. – Александра развернула листок бумаги, упавший из ее сумочки, и прочитала вслух: «Счет по оплате услуг председателя церковного суда по делу некоего Жана Хугона, обвиняемого женой в импотенции.
– Вызов 29 марта докторов и хирургов к вышеупомянутому Хугону: 12 ливров.
– Отсрочка перекрестного допроса: 24 ливра.
– Отсрочка предоставления различных отчетов: 24 ливра.
– Жалованье докторам и хирургам: 48 ливров.
– Бумага: 10 ливров».
Всего сто восемнадцать ливров. И это только за один визит. А их было несколько. Мне бы очень хотелось сказать, что все счета оплачены, и повесить их на стенку. – Мадам Хугон посмотрела на оклеенную бумагой стену. – Но я не могу. И должна заметить, что есть и другие долги, не отмеченные на бумаге. Взятки, вдвое большие, чем я могла себе позволить. Отныне я не могу платить за тебя, мой маленький механик.
– Неужели я для тебя связан только с растратой денег?
– Не только, конечно, нет. Однако и с тратой тоже.
Клод чувствовал, будто его уволили, словно какого-то наемного рабочего. Он продолжал бороться, отчаянно и слепо возражая:
– Мне сообщили, что с твоим финансовым положением все в порядке, что по решению суда у тебя будет стабильный годовой доход!
– О, ты и это знаешь! Да, возможно, так оно и есть. Ассигнования будут проводиться в строго определенном порядке. Мне разрешили иметь горничную, лакея, а также определили годовое содержание в размере пятисот ливров. Этого недостаточно. Я буду искать состоятельного вдовца, человека с терпимым характером.
Клод чувствовал, что вот-вот разрыдается, а потому старался мыслить логично (последняя надежда отверженного любовника!). Александра продолжала холодным тоном:
– Все кончено. Я ни о чем не сожалею, и, надеюсь, ты тоже. Обидно только то, что я вышла замуж за человека с пенисом размером с бородавку и яичками-горошинами. Ты помог мне забыть об этих недостатках. За это я тебя благодарю. Господи! Ты хоть представляешь себе, каково это – целыми ночами выдерживать такую тушу на своем теле?! Мне было невероятно больно! Тысячи раз мы пытались что-то сделать – начиная от чтения книг, заканчивая грубыми приспособлениями вроде наручников, – и все напрасно! Несмотря на это, он оставил меня такой же, какой взял в жены. И не забывай, от нашей любовной связи только ты получил реальную выгоду. Я дала тебе время и деньги. А теперь мне пора уходить.
Она закончила речь и направилась к выходу. Напоследок она сказала:
– Мы больше никогда не посмотрим в глаза друг другу!
Это еще можно было подвергнуть сомнению, а вот страдания Клода – нет. Поэтому он и корчился на полу под клизмой-фонтаном, задыхаясь от слез. Он плакал так горько, что его рыдания заглушали даже щебет коноплянки.
Пьеро первым узнал о разрыве и попытался утешить Клода, хотя чучельник явно недооценил, насколько глубоко отчаяние соседа. Он сам никогда не был влюблен. Конечно, таксидермист предпринял попытку как-то прокомментировать случившееся, но комментариям недоставало убедительности. Пьеро сбегал к себе и вернулся с яблоком, купленным для вощения, в руках. Он стер с него глину и гипс, а затем предложил другу.
– Я хочу умереть, – сказал Клод.
Пьеро ответил неуклюжей шуткой:
– Сам подумай, тебе сейчас вряд ли удастся это сделать. Мыло слишком дорого. Перекладины чердака не выдержат натяжения веревки. А это слуховое окошко находится не в подходящем месте, если уж ты хочешь добиться драматического эффекта. Даже если и протиснешься в него, Александра уехала, и приземлиться к ее ногам ты не сможешь. Предлагаю кое-что поинтереснее. Сотрудничество. – Пьеро показал Клоду дешевую гравюру с изображением Аваддона, ангела бездны. – Думаю, мы сможем сделать такого из цыпленка, парочки бычьих хвостов и головы лошади, хотя рога будет довольно трудно приставить. Давай попытаемся превратить твою боль в красоту, гнев – в искусство. Это ведь не конец света. А если ты думаешь, что конец, тогда сооруди величественную модель Апокалипсиса. Да! Сооруди Конец света после Страшного суда! Уверен, ты переплюнешь самого Дюрера с его «Четырьмя всадниками Апокалипсиса».
Это было последнее, что Клод хотел услышать. Мысль об огромных лошадиных органах не смогла поднять настроение отверженному любовнику. Не воспламенился в его душе и изобретательский огонь, который задула Александра, хлопнув дверью.
Пьеро попытался отвесить еще несколько комплиментов и шуток. Только комплименты не возымели действия, а шутки казались Клоду плоскими. Он решил покинуть свое жилище. Юноша был подавлен и жаждал побега с места унижения. Он собирался встретиться с Плюмо и извозчиком, чтобы поведать им историю своего воссоединения с Александрой в деталях. А теперь эта встреча началась бы с более печальной ноты.
Выйдя из дома, Клод повстречал кормилицу, пересекающую внутренний двор. Маргарита спросила, что случилось. У Клода не нашлось сил, чтобы бороться с собой, и он все рассказал.
Кормилица ответила:
– Мне кажется, эта женщина могла простить тебе все, что угодно, только не счастье. – Она попыталась утешить Клода, обратив его мысли в ту же сторону, что и Пьеро. – Безусловно, радость творчества поможет забыть о боли.
Юноша покачал головой.
Маргарита хотела обнять Клода, но, обремененная дитятей, дергающим ее за волосы, не смогла. Тогда она открыто, как, бывало, и мать молодого изобретателя, произнесла житейскую мудрость:
– Мальчишки всегда набивают себе синяки, ушибаются и оцарапываются. – (Чадо тем временем пускало слюни.) – Вот здесь теперь остался шрам, какой может быть лишь у настоящего мужчины.
Она дотронулась до места, где находилось сердце Клода. Младенец завопил, и Маргарита протянула палец его крошечной ручке. Ребенок, повинуясь инстинктам, схватился за него.
Извозчик и журналист сделали все, что могли, чтобы поддержать своего несчастного товарища. Так как один из них грешил любовью к еде, а другой – к женщинам, они немного поспорили, какой из этих смертных грехов лучше облегчит боль. Извозчик предложил пройтись по кабакам на окраине города, где у него были хорошие знакомые в нескольких тавернах, предлагающих вкусную еду и достойное, не облагаемое пошлинами вино. Плюмо посоветовал отправиться на поиски любовных приключений, которые бы помогли утешиться их оскорбленному другу. В битве между чревоугодием и похотью победило чревоугодие – по крайней мере на первых порах.