Книга Почем фунт лиха - Людмила Милевская

— Что случилось? Почему так долго? — сердилась она. — Учти,я звоню по межгороду и плачу за каждую минуту.

О чем это она? Платит за каждую минуту? Да одна бабушкинаваза, разбитая ее сыном, стоит целое состояние, а она о каких-то минутах.

— Я только что уложила ребенка спать, а ты своими дурацкимизвонками чуть его не разбудила, — разозлилась я. — А долго, потому что Санькаразбил телефон в прихожей и пришлось перейти в гостиную.

Нелли пришла в ужас.

— Разбил телефон? — прокричала она. — Кошмар! Надеюсь, тыему задала?

— Я бы его расцеловала, если бы он ограничился однимтелефоном. Но он не ограничился, присовокупив к телефону бабушкину вазу,старинные напольные часы, японское фарфоровое панно и кучу мелких безделушектипа саксонских статуэток восемнадцатого века и коллекции хрустальнойскульптуры начала нашего века. Но самое главное, он безжалостно раздербанилновый веник. Теперь мне придется идти к Старой деве и просить веник у нее,чтобы вымести весь этот мусор, в который Санька превратил мои коллекции.

Нелли на том конце провода задохнулась от горя.

Предстоящая смерть отца Саньки, видимо, казалась ей гораздоменьшим убытком.

— Какой ужас! — завопила она. — Неужели он все это такбыстро расколошматил?

— Да, твой сын не любит сидеть без дела. Очень подвижныйребенок.

— И коллекцию хрустальной скульптуры?

— Всю до хрусталика.

— С ума сойти! И саксонские статуэтки?

— Все как одну.

— Нет, это невероятно! Вот паршивец! И ты еще не убила его?

— Зачем, пусть живет. Нелли кипела от негодования.

— Как ты можешь так спокойно об этом говорить? — возмутиласьона.

— Один день с твоим Санькой, и философия буддизма понятна,как ясный день. Все суета и тлен. Настоящую ценность представляет лишь покой. Ивообще, теперь трудно сказать, кому осталось жить больше: мне или отцу Саньки.Я читаю «Отче наш».

— Соня, держись, я проехала половину пути, но если хочешь —вернусь обратно.

— Нет, уже не надо, — героически отвергла я ее порыв. — Мояквартира после нашествия Саньки уже достигла предела беспорядка. Больше ейничего не страшно, потому что хан Батый был вершиной созидания в сравнении ствоим сыном. А Золотая Орда по своей разрушительной силе рядом с Санькинымипроделками просто смех.

Видимо, в моих словах было столько безысходности, что Неллиокончательно испугалась за мою квартиру и решила весь гнев обратить на меня,поскольку на Саньку обращать его бесполезно.

— Почему ты позволила ему так себя вести? — возмутилась она.

— Потому что получила карнизом по голове и поняла, чтопассивное сопротивление — единственно приемлемая форма нападения на твоегоСаньку. Я не переношу крик вообще и его крик в частности.

— И он сразу же это понял?

— Естественно.

— Глупая, теперь ты у него в руках. Разве можно признаватьсяв своих слабостях мужчинам?

— Разве Санька — мужчина?

— А кто же еще? Когда имеешь дело с этими существами, нельзярасслабляться ни на минуту, в каком бы возрасте они ни были.

Я вынуждена была признать, что мысль не глупа, хоть иисходит она от Нелли.

— И что теперь? — с вызовом спросила Нелли.

— Теперь он спит, а я с ужасом жду, когда проснется, — падаядухом, призналась я. — Должна сказать, после удара карнизом по спине мне сталопонятно, что такое радикулит, хотя до этого я думала, что болезнь эта из сферынародных преданий.

— Ой, как мне тебя жалко, — посочувствовала Нелли. — Соня,не вздумай сдаваться, это позор: пасовать перед каким-то молокососом, хоть он имой сын. Если не слушается, тресни по заднице и поставь в угол. Чего тыбоишься?

— Я же сказала: его крика. Он вопит, как резаный.

— Пусть кричит, а ты закрой его одного в комнате и уходи посвоим делам. Он тут же кричать перестанет. А потом пригрози не дать вкусного ине пустить на улицу. Сразу станет как шелковый.

Я удивилась простоте этих советов. Мне не верилось, чтотакими слабыми мерами можно достичь столь фантастических результатов.

— Не дать вкусного и не пустить гулять? Только-то? — ссомнением переспросила я.

— Да, этого вполне хватит, — заверила Нелли. — Станет какшелковый.

— Ты полагаешь, больше не надо ничего?

— Абсолютно. Попробуй, увидишь сама. Я запросто с нимсправляюсь.

— А я, признаться, пробовала прибегать к сложнымпсихологическим экзерсисам, — призналась я.

— И что?

— Не помогло. Он просто меня не слушал и вопил. Ох, дажевспомнить страшно.

— Вот именно, а следовало хорошенько его отлупить.

— Но это же непедагогично. Я читала, что это очень вреднодля детской психики.

— Для детской психики гораздо вредней чувствовать, чтовзрослые беспомощны и глупы, — авторитетно заверила Нелли. — К тому же мальчикиуважают только силу. Лупи, не жалей. Ну ладно, я поехала. Звоню из кафе натрассе. Приеду в Питер — сообщу. Удачи тебе на педагогическом поприще.

Вооруженная советами Нелли, я ждала окончания тихого часауже с нетерпением.

«Ну, пусть только проснется, — злорадно думала я, — ох, яему покажу!»

Глава 28

Звонок Нелли вернул меня к жизни. Причем жить захотелосьнастолько, что уже раздражала разгромленная квартира. Захотелось чистоты ипорядка.

Я порхала по комнатам и с громким пением возвращала своюквартиру в прежнее состояние. Приятно чувствовать, как все меняется под руками,обретает чистоту и порядок. Именно в такие минуты, наверное, каждая женщиначувствует себя богиней.

Вдруг из спальни раздался громкий плач. Это Санька известилмир о своем пробуждении. Я устремилась на плач, распахнула дверь и охнула.Санька сидел на одеяле с вытянутыми вперед руками и ревел, сквозь слезыповторяя: «Мама!» Веник лежал рядом.

Я бросилась к Саньке. Он сквозь слезы и со сна толком неразобрал, что я не его мама, и зарылся в моей груди, жалобно всхлипывая.

Боже, какое это счастье, должна вам сказать, чувствоватьсебя до такой степени нужной и любимой. Я таяла от удовольствия и одновременнострадала от одиночества. Но больше все же таяла. От Саньки исходил прелестныйдетский запах, веяло сладким чистым теплом и беззащитностью. А Нелли предлагаетего лупить. Разве это возможно?