Книга Мы поем глухим. Сто солнц в капле света - Наталья Андреева

Вдруг он понял, что впервые в жизни был счастлив, потому что рядом была она. И по какой-то нелепой причине он несчастлив сейчас, хотя она все так же рядом, буквально в десяти минутах езды.

На четвертый день он вызвал к себе Армана Рожера.

— Ты можешь сказать мне, что случилось на самом деле? — в упор спросил он.

— Я тебя не понимаю, — отвел глаза Арман.

— Графиня сказала, что ты пытался… Черт! — он вскочил. — Я не в силах это выговорить! Арман, как ты мог?! Я понимаю: в тебе говорила обида. Ты хотел отомстить за смерть своего отца. Но ведь речь идет о женщине! О слабой женщине, которой ты попытался отомстить тем способом, который не достоин дворянина! Человека благородного, коим ты являешься! Офицера, Арман! Но ведь это же низость!

— Потому что она тоже женщина низкая! Ей не впервой отдаваться мужчине без любви! И даже за деньги!

— Значит, это правда?!

— Она и за тебя выходит только из-за денег! Чтобы по-прежнему оплачивать долги своего любовника, как она уже это делала!

— Очередная ложь, — уверенно сказал барон Редлих. — Вы просто хотели нас поссорить, месье Рожер. Вам отказали, и вы решили отомстить. Выбрав очередной, недостойный для человека вашего происхождения способ: клевету. Ваше письмо… — барон Редлих резко выдвинул ящик секретера и достал исписанные листы бумаги. — Вот ваше письмо, — он порвал сложенные листы сначала пополам, затем еще раз вчетверо. — Это наша с вами дружба. Которой конец.

— Эрвин, не надо! — вздрогнул Арман Рожер.

— Друзья так не поступают. Если бы ты решил жениться, я бы не стал наводить справки о твоей невесте. Тем более если бы я знал, что ты ее любишь. Что ты ею дорожишь. А ты позволил себе вмешиваться в дела, которые тебя не касаются! — закричал барон Редлих. — Ты позволил себе решать, с кем я буду счастлив, а с кем нет! А на каком основании?! И по какому праву? Кто ты такой?! Судья?! Палач?! А может быть, ты сам Господь Бог?! Ты всего лишь мерзавец, который пытался силой овладеть невестой своего друга! И это после всего, что я для тебя сделал?! Убирайся!

— Я делал все это для тебя, — еле слышно сказал Арман Рожер.

— Ошибаешься! Ты делал это для себя! Потому что твое самолюбие было уязвлено. Ты захотел женщину, а она тебе отказала. А мне она дала свое согласие. Ты прекрасно знал, что это мояженщина. Тебе хотелось хоть чего-нибудь моего. Хотелось узнать, почему я, барон Редлих, хозяин Парижа, а ты ничтожество! Я хотел вернуть тебе алмаз, который графиня у тебя якобы украла, но теперь считаю, что этого делать не надо. Иначе ты подумаешь, что ты прав.

— Эрвин…

— Все. Уходи. Ты украл у меня три дня жизни, — барон Редлих посмотрел на часы. — Уже почти четыре. Четыре дня счастья, которые я мог бы провести с любимой женщиной. Я никогда не думал, что ты именно так меня отблагодаришь.

Когда Арман Рожер вышел из его кабинета, барон Редлих хотел было немедленно ехать на улицу Анжу-Сент-Оноре. Потом опомнился.

«Она, должно быть, уже спит. Или собирается спать. Завтра… Я поеду к ней завтра», — он счастливо улыбнулся и вернулся за письменный стол. Надо было еще раз перечитать проект закона, который завтра должны были обсудить на заседании кабинета министров.

…Утром в половине двенадцатого барон Редлих приехал на улицу Анжу-Сент-Оноре.

— Графиня уже встала? — весело спросил он у дворецкого.

Тот посмотрел на барона крайне удивленно:

— Как? Разве господин барон не знает? Графиня и ее спутник уехали этой ночью. Мы как раз хотели спросить у господина барона, как поступить с обстановкой? Посуда, утварь… Не прикажете ли, сударь, все это продать с молотка, как вы поступили, когда опустел особняк на улице Тетбу?

— О чем ты говоришь? — побледнел барон. — Какая обстановка?! Какая посуда?!

— Мадам почти ничего не взяла с собой. Только несколько своих платьев, но, полагаю, вам, господин барон, они, все одно, ни к чему…

Эрвин Редлих оттолкнул его и вбежал в опустевший дом. Только тут он понял, что все это правда: Александрин уехала.

— Куда она уехала?! С кем?! — накинулся он на несчастного дворецкого.

— Мадам не сказала. С ней был мужчина. Очень красивый мужчина, сударь, брюнет.

— О, черт! — закричал барон Редлих и выбежал из дома.

— Сударь! Для вас оставили записку! — крикнул ему вслед дворецкий.

— Записку? — резко обернулся барон. — Какую записку? Дай сюда!

Он нетерпеливо вырвал из рук дворецкого конверт и разорвал его. Из конверта выпал листок, на котором было несколько строк. Барон сразу узнал почерк Александрин. Она писала:

Эрвин (зачеркнуто). Сударь! Я навсегда уезжаю из Парижа. Наша помолвка, согласно вашему желанию, расторгнута. Вы свободны. Желаю вам счастья с вашей избранницей, кем бы она ни была. Забудьте навсегда, как я забыла вас, недостойную вас.

А.Л.

Он скомкал листок и кинулся к своему экипажу.

— В Сент-Пелажи! — крикнул он кучеру.

На полпути барон опомнился и велел повернуть в другую сторону. Теперь он ехал в Тюильри.

«Что толку ехать в Сент-Пелажи? — подумал Эрвин Редлих. — Она наверняка заплатила все егодолги. В тюрьме его больше нет. Она заплатила его долги и увезла из Парижа. О, черт! Почему я его не убил? Мне надо было приказать, чтобы его зарезали! Чтобы утопили в Сене его труп! Я дурак! Но куда же я еду? К королю, конечно! Я поеду к королю! Я добьюсь, чтобы этих двоих вернули в Париж! Где бы они ни были!»

Он плохо соображал в этот момент, что делает. Королевский секретарь встретил его удивленным взглядом: барона Редлиха ждали только к вечеру, на заседании кабинета министров.

— Что-то случилось, господин барон? — участливо спросил секретарь. Видимо, выражение лица финансиста говорило само за себя.

— Да!

— Король примет вас немедленно.

Когда через десять минут Эрвин Редлих зашел в кабинет, где его ждал король, барон уже немного пришел в себя. Настолько, что понял, как глупо все это выглядит. Просить у короля чего? Вернуть женщину, которая сбежала из-под венца с другим?

— Что случилось, Эрвин? — тем же тоном, что и секретарь, спросил у него король, который искренне считал барона Редлиха своим другом. Поэтому и называл его по имени.

— Возникли некоторые вопросы, касающиеся нового закона… — медленно выговорил барон. — Я хотел бы с вами посоветоваться…

— Я готов тебя выслушать. Докладывай.

И барон заговорил о том, что его сейчас волновало меньше всего: о новом законе.

Вернувшись домой, он закрылся у себя в кабинете. У него впервые болело сердце. Причем эта боль не была похожа на головную или на боль в ногах. Вообще ни на какую другую. Это была боль, природу которой Эрвин Редлих плохо понимал. Если бы ему сказали, что у него разбито сердце, он бы рассмеялся. Но именно так он себя сейчас и чувствовал. Будто у него в груди, с левой стороны, образовалась тысяча осколков. А самого сердца там, где ему положено быть, не осталось. Боль эта была невыносимой.