Книга Хроники ведьм. Песнь колдуньи - Мирей Кальмель

— И еще. Хуссейн-бея, посланника вашего брата, нашли мертвым в одном переулке.

— Наверное, его хотели ограбить.

— Скорее всего, — согласился великий приор. Он с трудом ворочал опухшим языком, истерзанным щипцами зубодера.

Оба сделали по глотку чая.

— Я пришлю к вам Филибера де Монтуазона. Он будет охранять вас.

— Мне хватает моей личной охраны. — Лицо Джема напряглось. Он понял, что все сегодняшние речи великого приора Оверни были не более чем очередным хитрым ходом, направленным на то, чтобы навязать ему это новое ограничение.

— Слухи, ваше величество. Опасность уже у наших дверей. Мне доложили, что Хуссейн-бея видели с каким-то турком в тот роковой вечер.

— Вы меня в чем-то подозреваете, великий приор?

— Нет, что вы, но можно ли быть уверенным в преданности ваших янычар? Быть может, его убили, чтобы он не сказал лишнего. Чтобы под пытками не смог назвать нам имя человека, которого ваш брат послал убить вас.

— В случае чего я сам справлюсь со своими врагами.

— И все-таки я настаиваю. Филибер де Монтуазон умеет быть незаметным. Вы привыкнете к его постоянному присутствию, и, пока мы не выясним все подробности этого дела, не покидайте ваших покоев. Мне дорога ваша жизнь.

Челюсти Джема сжались. Как велико было в этот момент его желание взбунтоваться! Сказать, что ему известно о махинациях ордена и о переговорах госпитальеров с Баязидом. Но он подумал о своем юном друге, герцоге Савойском, ожидавшем подходящего момента. «Не торопите события, — посоветовал ему герцог. — Храните спокойствие». Джем ощутил в себе волнение вод Средиземного моря, такого спокойного внешне, но способного внезапно обрушиться и сокрушить того, кто захотел его покорить.

С самого утра Филибер де Монтуазон устроился на ковре среди приближенных принца и его жен. Он постоянно был с ними. Но если эта крыса полагала, что сможет помешать Джему общаться с друзьями, она ошибалась. Насух был челеби.[11]Своей эрудицией он превосходил любого госпитальера, читал греческих, итальянских, латинских, французских авторов, но превыше всего, как и Джем, ценил произведения персидских поэтов, что позволяло им, вплетая в разговор тот или иной стих, вести беседу со стороны невинную, сообщая то, что должно быть скрыто от посторонних.

Ближе к обеду, поймав очередной настойчивый взгляд Насуха, Джем признал очевидное: этого способа общения отныне было недостаточно. Он небрежно склонился к Мунии, дочери высокопоставленного чиновника-мамелюка, которую султан Кейт-бей в знак дружбы отдал ему в жены.

Алмеида, управлявшая его гаремом, еще ни разу не приводила новую жену на его ложе. Джем прекрасно понимал почему. Фаворитка опасалась, как бы новенькая не заняла ее место, ведь Муния была очень красива. Это соперничество забавляло принца, поэтому он не требовал привести египтянку к нему. И теперь радовался этому. Она больше других его жен нравилась Филиберу де Монтуазону. А поскольку они ни разу с ней не были близки, Джем, не испытывая никаких угрызений совести, намеревался принести девушку в жертву.

Он шепнул Мунии на ушко несколько слов, пока Анвар отвлекал шевалье. Они с молочным братом так хорошо понимали друг друга, что Анвар сразу же сообразил, что у Джема на уме, стоило тому шевельнуть пальцем. Муния покорно кивнула, а Филибер де Монтуазон в это время разливался соловьем перед Анваром.

Заметил или не заметил? По его виду ничего нельзя было понять. С тех пор как де Монтуазон вернулся из последней поездки, он без устали рассыпался в похвалах в адрес одной дамы, в которую он, по его собственному признанию, страстно влюбился, но имени ее не называл. Анвар, мастер деликатной и остроумной беседы, знал, как увлечь собеседника.

— Ни одна, друг мой, ни одна женщина с ней не сравнится, говорю я вам! Ее красота подобна волшебному сну, который приходит на рассвете, как обещание ангела, — задумчиво произнес Филибер де Монтуазон.

— Вы просто никогда не бывали в наших гаремах, — гнул свою линию Анвар.

Стон заставил всех посмотреть на Мунию, которая схватилась за живот. Она бросила на де Монтуазона страждущий взгляд, прежде чем ответить по-гречески на вопрос Джема: дескать, несмотря на лекарство, которое он ей дал, боль не проходит.

Джем сделал вид, что расстроился.

— Хотите, ее осмотрит наш аптекарь? — предложил Филибер де Монтуазон.

— Это было бы кстати. Хотя и противоречит нашим обычаям.

— Я пошлю за ним, — сказал Филибер де Монтуазон, вставая.

— Думаю, не стоит, — остановил его Джем. — Ги де Бланшфор заявил, что категорически запрещает нам принимать любых посетителей в эти смутные времена. Вам это прекрасно известно. Только тем из вас, кто получил его специальное разрешение, дозволено к нам приближаться. Я не хочу вызвать недовольство приора.

Взгляд египтянки, адресованный госпитальеру, стал умоляющим. Филибер де Монтуазон несколько мгновений колебался. Сидящие вокруг него тем временем безмятежно передавали друг другу мундштук наргиле. Джем приказал Мунии потерпеть и не докучать ему своими жалобами. Она опустила глаза, а принц уже смеялся над шуткой Хушанга, будто бы напрочь позабыв о девушке.

Филибер де Монтуазон подумал, что момент для бунта явно не подходящий. После своего возвращения он не заметил в поведении пленника ничего, что могло бы его встревожить. Ги де Бланшфор заблуждался на счет принца. А эта девчонка так хороша в своих полупрозрачных одеждах! Правда ли у нее что-то болит? Скорее всего. Без конца подстегиваемый мыслями о Филиппине, его мужской голод стал нестерпимым. Он уже не мог смотреть на все эти бедра, украшенные изумрудами пупки, груди, выпадающие из-под шелковых лент. Не говоря уже о том, что принц время от времени касался этих прелестей — немаскируемые предложения заняться любовью… Почему он не держит своих женщин запертыми в одной комнате, подальше от мужских взглядов, как это принято на родине принца? Чтобы испытать стойкость госпитальеров? Чтобы их наказать таким образом?

Стон решил дело. Рука Мунии, раскрашенная хной переместилась с живота к лобку.

— Я сам ее отведу, — объявил он достаточно громко чтобы его услышал Джем, разговаривающий с друзьями Общие счастливые воспоминания были их излюбленной темой. Какой-то эпизод из прошлого они обсуждали и сейчас.

Насух вскочил на ноги.

— Это противоречит нашим обычаям, шевалье!

Джем сделал успокаивающий жест.

— Мы не дома, Насух. Если шевалье предлагает помощь, не вижу причины отказываться. Я ему доверяю. С ним Муния в полной безопасности, как и я сам.

Филибер де Монтуазон не заметил подвоха. Египтянка накинула на плечи шелковый палантин.