Книга Мятежник - Андрей Плеханов

Дверной глазок на секунду затемнился.

– Демочка, ты? – Пожилая женщина довольно высокого роста, в очках с толстыми стеклами, придававшими ей ученый и отстраненный вид, выглянула из двери. Волосы, подкрашенные в неестественный оттенок и взбитые до невероятной пышности, парили над головой голубым ореолом. Женщина улыбнулась, и вся ее мнимая величественность утонула в доброй застенчивой улыбке. – Ой, и девушка с тобой! Это Леночка, да? Проходите, проходите. – Она подала Леке руку для крепкого, почти мужского рукопожатия. – Паола Ивановна. (Паола?!) Так вот вы какая, Леночка! Демид нам много рассказывал про вас, какая вы красивая и замечательная. (Лека открыла рот от изумления.) Очень, очень рада видеть вас! И платье у вас модное, очень, очень красивое! Вы где-то его покупали или шили на заказ? («В Венеции, в магазине второсортных товаров», – едва не ляпнула Лека.) Вы уж извините, Леночка, у нас тут беспорядок. Соседи сверху опять пролили. – Она погрозила кому-то сухим кулачком. – Дема, хоть ты поговорил бы с этими пьяницами. Ведь это же совершенное безобразие! Они пьют водку, а за трубами не следят. Ведь нельзя же так!..

– Хорошо, хорошо, тетя Паша. – Демид выглядел озабоченным. – Поговорю. Мама-то как?

– В последнее время хорошо. – Тетя Паша-Паола-Павлина перешла на громкий шепот: – Ведь когда ты уезжал тогда надолго, она беспокоилась очень. Спрашивала тебя все время, искала каждый день по всем комнатам. Телефон наберет и разговаривает вроде бы с тобой по часу. Соседи по блокиратору уж и жалобу писали в домоуправление, телефон грозили отключить. Ну да я уж рассказывала тебе! Я тогда Захара Моисеевича прямо на дом вызывала. Он сказал – депрэссия, обострение, увеличил дозу анафренила. Ты уж не пропадай надолго, Демочка, не может она без тебя. Вот как ты приехал, сразу улучшение наступило. Просто, можно сказать, совершенно нормальный человек.

– Все я знаю, тетя Паша. Ну что же я могу поделать? – Демид устало вздохнул. – Дела у меня, дела.

– Ну, я пойду, маме скажу. – Тетка засеменила по длинному коридору.

Лека с любопытством осматривалась. Да, квартирка была хоть куда! Не меньше, чем у покойного профессора Подольского. Высокие потолки, большие двустворчатые двери, ведущие в три отдельные комнаты и кухню. Особой роскоши здесь не наблюдалось, но аккуратность и чистота царили во всем. Что удивило Леку больше всего – то, что в квартире легко дышалось: Здесь совсем не чувствовалось кислого старушечьего запаха, который заполняет годами непроветриваемые помещения. Сквозняк гулял по квартире свободно, и никто не боялся его, никто не пытался удавить его плотно закрытыми форточками.

– Пошли. – Демид взял Леку за руку и повел ее к материнской комнате. – Все будет хорошо – сама увидишь.

– Дема, Дема! Демочка! Сынок мой пришел! – Мама Демида сидела в большом плетеном кресле у раскрытой балконной двери. Лека сразу узнала ее – одно лицо с Демидом. Очень стройная женщина, и совсем не старая – с виду даже моложе своей сестрицы. Аккуратная светлая прическа, приятные черты некогда красивого лица, серые глаза – вполне нормальные, не такие пронзительные, как у Дика. Вот только голова ее слегка тряслась и пальцы, украшенные несколькими старинными серебряными перстнями, совершали непроизвольные движения, непослушно теребя клубок черного шелкового шнура. – Здравствуй, милый! Ну, иди сюда. Что-то мне тяжело вставать сегодня. Очевидно, космос снова начинает воздействовать...

– Привет, мам. – Демид наклонился к матери, и она поцеловала его в щеку. – Ты замечательно выглядишь. Погода сегодня отличная. Бабье лето. Может быть, погулять хочешь?

– Нет, нет... Сейчас нежелательно выходить на улицу. Ты же знаешь, Демид... Это прямое солнце, лучи его не должны попадать на кожу.

– Ну какое солнце, мам? Осень на улице.

– Солнце – это Золото! Его открытая энергия губительна для меня. Сила его яркая, кипучая, жадная, она переполняет мое существо, и я чувствую, что во мне уже не хватает места для собственной души. Тонкие нити, соединяющие душу с телом, так непрочны, сыночек! Они могут оборваться... Лучше уж Луна – Серебро. Тихий, спокойный свет ее целителен, он изгоняет из душ демонов вожделения, и сам Бог глядит на нас с Луны. Ты же помнишь, когда астронавты летали на Луну, они разговаривали с Богом. И когда Луна царит в небе, не закрытая тучами, я выхожу на балкон, читаю магическое заклинание и взлетаю в воздух... Я брожу по крышам вместе с кошками, этими самовлюбленными прислужницами лунного света, я так легка, что могу проходить даже по бельевым веревкам, не потревожив их своим весом. И дышится легко и свободно, даже когда туман выползает из низин. А лунники, эти маленькие озорники, высовываются из своих норок в кирпичных стенах и машут мне тонкими белыми пальчиками.

«Ничего сумасшедшего нет в ее словах, – подумала Лека. – Так говорят чудаки, верящие в волшебство, добрые феи в сказках. И она живет в этом сказочном, придуманном ею мире. Мир этот красив, добр и призрачен. Она ушла в него, она спасается в нем от того, что не принимает ее душа. Но кто знает, что является настоящим – наш мир, реальный и страшный в своем безобразии, или мир, созданный ее фантазией? Попробуй мы рассказать кому-нибудь про наши злоключения с Абаси и Мятежником, про Мир Тьмы, нас бы тоже приняли за сумасшедших...»

Прямой солнечный свет действительно не попадал в комнату, хотя на окнах не было ни плотных штор, нет тяжелых занавесей. Зато было очень много растений. Рассаженные в высоких вазах и плетеных кашпо разной высоты, они ползли вдоль окна вверх, сплетались зелеными стеблями, спускались вниз до пола, приветливо шевеля листьями при каждом дуновении ветерка. Гроздья мелких цветов, в основном белых, издавали слабый жасминный аромат. Лека подумала, что никогда еще не видела комнаты, столь похожей на жилище феи. Это, конечно, Демка с его своеобразным вкусом и стремлению к приглушенности красок обустроил здесь все. Стены были светлыми, казалось, легкое сияние исходит от белых обоев с большими бледно-сиреневыми цветами. Потолок, очень высокий, был отделан по фризу простой геометрической лепниной – прямыми линиями, и только розетка люстры из молочного воздушного стекла, которая висела довольно низко на длинном шнуре, была выполнена в виде античных листьев.

Вся мебель в комнате, кроме громоздкого дубового шифоньера, была плетеной. Кресло, два высоких стула, круглый небольшой стол, даже подлокотники пузатенького мягкого дивана. Вдобавок не было ни одного зеркала – Лека сразу отметила это как оттенок, естественный для этого мистического места. Небольшая икона в серебряном окладе, ручной работы, но вполне современного вида, висела на стене, окруженная не иконостасом и лампадами, а все теми же свисающими растениями. Она изображала Богоматерь с младенцем Иисусом.

А на стене, противоположной иконе, расположилась большая фотография Демида. Наверное, мама сама сделала ее, когда была еще в добром здравии, потому что Демке там было лет семь. Забавная, беззаботная и довольно круглая мордашка. Одет он был в клетчатый пижонский пиджачок с широченными лацканами, белую рубашку и галстучек с толстым узлом. Нет, никто не нашел бы в глазах этого маленького Демида ни малейшего намека на то, кем станет он в будущем. Стоит себе толстый человечек в клетчатом костюмчике, держит в кулачке флажок с надписью «МИР-ТРУД-МАЙ!» и вполне доволен жизнью.