Книга Анжелика. Война в кружевах - Анн Голон

Франция возразила, что Испания не выплатила пятисот тысяч экю, которые, согласно Пиренейскому договору, должны были перейти королю Франции в качестве приданого Марии-Терезии. Нарушение данного обязательства аннулирует все предыдущие договоренности.

Испания отвергла требование отдать это приданое, потому что оно пошло в счет долга дочери Генриха IV, которая, став в 1621 году испанской королевой, не привезла с собой из Лувра оговоренной суммы.

Франция решила остановить поток дипломатических воспоминаний, руководствуясь принципом, что в политике следует иметь короткую память.

Армия выступила на завоевание Фландрии, а королевский двор отправился вслед за ней на увеселительную прогулку.

Пришла весна. Правда, весна необыкновенно дождливая, но все же это была пора, когда расцветают не только яблони, но и разные военные прожекты. Вслед за войском двигалось столько же карет, сколько было орудий и телег обоза.

Людовик XIV хотел, чтобы власть королевы как наследницы пикардийских земель была единодушно признана в каждом завоеванном городке. Он желал ослепить блеском своего двора местное население, более чем за полтора века привыкшее к испанским оккупантам, высокомерным, но нищим.

И наконец, король стремился нанести сокрушительный удар по промышленно развитой Голландии, чьи тяжелые корабли бороздили моря вплоть до Суматры и Явы, в то время как французский флот находился в полном упадке и рисковал сдать почти все торговые позиции.

Пройдет время, пока с французских верфей будут спущены на воду новые суда, а до тех пор надо разорить Голландию.

Но о последней своей цели Людовик XIV не рассказывал никому. Это была их с Кольбером тайна.

* * *

Кареты, телеги, лошади продвигались под проливным дождем по тем же дорогам, где только что прошли пехота, артиллерия и кавалерия. Сплошные рытвины, лужи и море грязи.

Анжелика ехала в карете мадемуазель де Монпансье. Принцесса вернула маркизе свое дружеское расположение после того, как из Бастилии вышел мессир де Лозен. На перекрестке их экипаж застрял из-за большого скопления людей вокруг только что опрокинувшейся кареты. Путешественницам сообщили, что это карета придворных дам королевы. Великая Мадемуазель заметила на придорожном склоне мадам де Монтеспан и помахала ей рукой.

— Идите к нам. У нас есть место.

Атенаис, подхватив юбки намного выше, чем то позволяли приличия, и перепрыгивая через лужи, вскоре присоединилась к Анжелике и ее спутнице. Она уселась в карету и со смехом принялась рассказывать:

— Никогда не видела более забавного зрелища, чем мокрый месье де Лозен в шляпе, одетой на его собственные волосы. Король уже два часа не отпускает графа от дверцы своей кареты, и парик Лозена настолько пропитался водой, что в конце концов бедняга снял его.

— Какой кошмар! — воскликнула Великая Мадемуазель. — Он заболеет!

И приказала подстегнуть лошадей. За первым же поворотом их экипаж догнал карету Его Величества. В самом деле, Лозен ехал верхом. Вода лилась с него ручьями, и он был похож на ощипанного воробья. Мадемуазель тут же ринулась на защиту храброго придворного, заявив трагическим тоном:

— Кузен, неужели у вас нет сердца? Вы подвергаете опасности несчастного дворянина, который рискует свалиться от жестокой лихорадки. Если вам неведома жалость, то, по крайней мере, подумайте о потере, которую вы понесете, если вас оставит один из самых мужественных ваших слуг.

Король смотрел в бинокль из эбенового дерева с золотой отделкой и не ответил на обращенные к нему слова.

Анжелика огляделась вокруг. Кареты остановились на небольшой возвышенности, господствовавшей над мокрой коричневой равниной Пикардии. Городок, тоже коричневый, опоясанный земляной насыпью, устремил шпили башен к хмурому небу. Сквозь мутную пелену дождя он казался мертвым и напоминал обломок кораблекрушения в глубине вод.

Траншея французов окружила крепость неумолимым черным кольцом. Вторая траншея, расположенная параллельно первой, была почти закончена. В сумерках то и дело вспыхивали красноватые всполохи: по городу стреляли орудия. От взрывов стоял оглушительный грохот. Великая Мадемуазель заткнула уши, но вскоре снова принялась болтать.

Наконец король опустил бинокль.

— Кузина, — степенно произнес он, — вы, несомненно, обладаете даром красноречия, но всегда выбираете весьма неподходящие моменты для своих торжественных выступлений. Я полагаю, что гарнизон намерен сдаться.

Он отдал Лозену приказ прекратить огонь. Граф пустил лошадь в галоп.

Действительно, у ворот крепости наметилось какое-то движение.

— Я вижу белый флаг, — вскричала Великая Мадемуазель, хлопая в ладоши. — Три дня, сир! Город пал к вашим ногам через три дня! Ах! Какая увлекательная вещь война!

Вечером, когда в завоеванном городке толпа жителей устроила овацию у особняка, где остановилась королева, господин де Лозен подошел к Мадемуазель и выразил ей свою признательность за заботу. Великая Мадемуазель улыбнулась, и ее пока еще нежное лицо порозовело. Она извинилась перед Ее Величеством за то, что оставляет ломберный стол, попросила Анжелику занять ее место и увлекла Лозена к окну.

Обратив к графу сияющий взор, она с наслаждением впитывала его слова. В мягких отблесках свечей принцесса казалась молодой и почти красивой.

«Право, да она влюблена!» — с умилением подумала Анжелика.

Лозен надел свою излюбленную маску соблазнителя, искусно сочетая комплименты с необходимой долей уважения. Проклятый гасконец! В какую авантюру он бросается теперь, завоевывая сердце внучки Генриха IV?

Хотя комната была переполнена народом, в ней царила уютная тишина. Игра шла за четырьмя столами. Молчание нарушалось лишь заявками игроков и звоном монет, и до слуха присутствовавших то и дело долетали обрывки продолжавшегося негромкого галантного разговора.

На лице королевы застыло счастливое выражение. В ее короне появилась еще одна жемчужина — очередной завоеванный город. К этой радости примешивалось более глубокое, тайное удовлетворение. Мадемуазель де Лавальер не принимала участия в путешествии. По приказу короля она осталась в Версале. Прежде чем отправиться в поход, Людовик XIV государственным актом, засвидетельствованным Парламентом, подарил своей любовнице герцогство Вожур в Турени и баронство Сен-Кристоф. «Оба ленных владения обладают значительным количеством вассальных земель и приносят немалый доход»… Он также официально признал свою дочь от Лавальер, малышку Марию-Анну, которая получила титул мадемуазель де Блуа.

Такая милость, на первый взгляд поразительная, никого не могла ввести в заблуждение и оставила равнодушной саму фаворитку. Это был прощальный подарок. Королева видела в нем возвращение к порядку, нечто вроде платежа за ошибки прошлого. Король окружал супругу вниманием. Она находилась рядом при въездах в города и разделяла его заботы и надежды, порожденные военной кампанией. Лишь иногда глухое беспокойство сжимало сердце Ее Величества: это случалось в те минуты, когда ее взгляд падал на профиль маркизы дю Плесси-Бельер, к которой, как ей говорили, король неравнодушен и которую он навязал в свиту королевы.