Книга В ловушке - Мария Элизабет Штрауб

– Душ сейчас принимать не обязательно, – сообщил Концельманн. – Сегодня после обеда мы идем всей группой в бассейн. В конце концов, надо экономить воду, – пошутил он.

– Спасибо за приятную информацию. Я этого не знал, – сказал Йон и хлопнул Концельманна по плечу, хотя с большим удовольствием вмазал бы ему по уху. – Между прочим, шикарная рубашка. Новая? В ней ты просто неотразим. – Оставив стажера внизу, он взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, – знай наших! – на случай, если Молокосос смотрел ему вслед.

Когда в комнате он стягивал через голову рубашку, ему неожиданно вспомнилось, как Шарлотта, в день ее смерти, спросила, новый ли у него пуловер. Он так и замер с поднятыми руками, не сняв ее до конца, и с удивлением осознал, что за много дней он впервые подумал о своей жене, когда смотрел на Юлию сквозь дверь столовой. Прошло уже десять недель, почти четверть года. Она утратила для него всякую важность, ее смерть тоже перестала иметь какое-то значение, поблекла, как тот петрушечный лес, что висел в его новой спальне. Пожалуй, еще четверть года, и он окончательно о ней забудет. Так, иногда вспомнит мимолетно, как вспоминает ее отца, кривоногого Пустовку с его кошмарной Труди.

Едва не задохнувшись от внезапного прилива счастья, он швырнул рубашку в угол и поспешил в душевую.

Провести вторую половину дня в бассейне – было мудрым решением. Десятиклассники были довольны и вели себя соответственно. Все с радостью бросились в воду, кроме Тамары – та уткнулась носом в любовный роман. Да еще Тимо и Лука несколько часов играли в карты; Тимо даже не снял с себя майку. Нора Шиндлер блеснула прыжками с трехметровой вышки. Концельманн неуклюже прыгнул в воду и больно ударился животом, но тут же выкрутился и заявил, что он лишь хотел показать, как не нужно делать. Шредер спал. Йон без конца плавал взад-вперед по пятидесятиметровой дорожке, чередуя разные стили и не сводя глаз с Юлии. А она, в гладком купальнике, целиком закрывавшем ее грудь и спину, держалась в основном у края бассейна, болтала ногами в воде и весело смеялась над новой версией игры «Город, страна, река», которую возле нее затеяли несколько девочек. Вместо пунктов «знаки зодиака, профессия и имя» они спрашивали про сорта сигарет, алкоголя, болезни, величину зада и ругательства.

Ужин прошел необычно тихо и мирно. Юлия села рядом с Тамарой, и они обсуждали роман, который читала девочка. Кормили картофельным салатом и колбасками, никто не фыркал.

– Затишье перед бурей, – шепнул Шредер Йону.

Ребятам объявили, что они свободны до восьми часов, но не должны покидать территорию турбазы. Потом дискотека в танцзале, до десяти, и никаких разговоров о ее продлении, ведь на турбазе живут не одни они. Без четверти одиннадцать в комнатах должна стоять абсолютная тишина. Отъезд в Гамбург на следующее утро ровно в девять.

– Рассказать тебе, что наши детки устроили в Праге в последнюю ночь? – спросил Шредер.

– Лучше не надо, – ответил Йон. – Ты знаешь, за кем мы должны следить в первую очередь?

– Лука, Тимо, Нора, Мориц, – заученным тоном отбарабанил Шредер. – Нашу тихую Янину я, между прочим, подозреваю в том, что она нюхает кое-что. Потом, разумеется, вся компания Фрилингауса. И не дам руки на отсечение, что Нико Бегеманн ничего не выкинет.

– Значит, их надо постоянно пересчитывать, – вмешался Концельманн. – Да еще кто-то должен смотреть за дверью. Я имею в виду входную дверь. Я могу незаметно устроиться в вестибюле.

Сразу видно, что для Молокососа это первая поездка с классом.

Когда незадолго до восьми Йон пришел в танцзал, еще ничего не началось. Нора и Мориц бренчали на рояле, Тимо и Лука возились с музыкальной установкой. Юлия сообщила, что не хватает какого-то переходника со штекером. Она опять надела красную юбку, а к ней черный топ с большим вырезом; купальник оставил на ее плечах две широкие светлые полосы. За последние дни Юлия сильно загорела, а кончики ее локонов посветлели.

За ней по пятам ходил Концельманн в своей детской рубашке с кантами; видно, основательно втюрился. Бедный болван. Duo cum faciunt idem, non est idem[36]. Усмехаясь про себя, Йон наблюдал, как он по команде Юлии раздает кулечки с чипсами и арахисом и перетаскивает в угол ящики с напитками. Потом ей захотелось выйти на улицу и выкурить сигарету, и она настойчиво попросила его не ходить за ней. Тогда Концельманн принялся бесцельно слоняться между ребятами, которые приходили маленькими группами, и в конце концов подсел к Йону и Симону Мюнхмейеру. Симон был хорошим учеником и после летних каникул собирался на год поехать по обмену в Болонью. Йон предложил ему взять с собой учебный материал для одиннадцатого класса. Если в Болонье он будет иногда заглядывать в учебники, год для него не пропадет.

– В Болонью? – заинтересовался Концельманн. – Ты установил контакт через фрау Швертфегер?

– Не-е, через программу Международных молодежных обменов. – Симону пришлось кричать; с оглушительной силой загремела музыка, тупой, гремящий рэп. Йон заткнул уши.

Симон зачерпнул горсть чипсов и отвалил с гримасой, то ли извиняющейся, то ли комической, по которой Йон понял, что мальчик охотно поговорил бы с ним подольше. Но не в присутствии Концельманна.

Хорошо еще, что появился Шредер и заставил Тимо уменьшить звук до приемлемой громкости. Тогда Йон убрал руки от ушей.

– С каких пор фрау Швертфегер стала посредницей в поездках по обмену? – Ему не хотелось произносить ее имя при Молокососе.

– Не стала, но могла бы стать, – заметил Концельманн. – Болонья – один из ее любимых городов, она собирается туда на летние каникулы. У нее там живут родственники, в гостях у них когда-то умерла ее мать, от инсульта, внезапно. Представляю, какой это был для Юлии ужас. Вместе поехали отдохнуть и… вот так…

– Ее мать?

Концельманн кивнул:

– Представляешь, каково ей было организовывать перевозку покойной через границу? А ведь тогда все было еще сложней, чем сегодня.

Йон впился в него глазами. В левой брови Концельманна виднелось белое пятнышко не шире шести-семи миллиметров, там росли абсолютно белые волосы. Как он раньше не замечал этого изъяна?

– Ты что, не знал? – В голосе Молокососа звучало торжество.

– Знал, знал. Разумеется, – поспешил ответить Йон. – Пожалуй, возьму что-нибудь попить. – Он встал и хотел пройти к ящикам с напитками, но вдруг замер на месте. Зал уже успел наполниться. Среди танцующих он увидел Нору и Морица; впервые за всю поездку порознь. Они дрыгались словно пара безумцев. И почему они называют танцем свои странные телодвижения? В лучшем случае это пляска святого Витта… Значит, ее матери уже нет в живых… И она собирается в Болонью…

Пышногрудая Людмила Неруда проплыла мимо него с развевающимися волосами.

– Потанцуйте, господин Эверманн! Не притворяйтесь, что устали.