Книга Wunderland обетованная - Петр Заспа

— Спасибо вам! За всё спасибо! Я вас не забуду. Спасибо…

А когда нога его уже ступила на резиновое дно лодки, он не выдержал. Слова сами родились где-то в груди и, не спрашивая разрешения, вырвались наружу:

— Даша, я вернусь за тобой!

А она будто ждала этих слов и крикнула в ответ:

— А я ждать буду!

Понимая его состояние, матросы гребли медленно, и вёсла едва касались воды. А он стоял и смотрел на махавшую ему с берега платком девичью фигуру, а когда оказался на палубе лодки и прямо перед лицом увидел ухмыляющуюся физиономию касатки, похлопал её по морде и произнёс:

— Здравствуй, «Дима»! — затем, почувствовав, что от избытка чувств он снова сорвётся, Максим взглянул на улыбавшийся ему экипаж и смущённо сказал:

— Нервы ни к чёрту! Поехали, мужики, за доктором.

* * *

Шеффер взглянул на динамометр, не удержался от возгласа:

— У меня не хватило шкалы! — и хлопнул Долгова по спине. — Да Голиаф против тебя — сопливый мальчуган!

Он протянул динамометр помощнику.

— Взгляни, Рудольф! И это через столько дней после того, как мы ему вкололи ноль пять! Остаточный эффект впечатляет. Сейчас он выдаёт на уровне ноль трёх.

— Эрнст, а почему не приходят в норму вены?

— Не знаю. Доктор говорит, что объём крови в его теле увеличился в полтора раза. А со зрением никаких подвижек вперёд. Чувствую, водит он нас за нос. Вот закончим фильм для Берлина и пора заняться объектом. Тогда и доктору найдем более достойное применение. А пока главное — фильм! Полагаю, уже можно вызывать лодку за плёнкой. Пусть Гиммлер с Гитлером посмотрят на настоящего сверхсолдата. Думаю, что сегодня наш Голиаф сдохнет. Ноль шесть нами ещё не опробована. А если и выдержит, то на ноль семи точно ему конец. Потому, Рудольф, сегодня все должны отработать чётко. Дублей не будет. Проверь кинокамеру, плёнку! Что там ещё? Свет, ракурс… Но фильм должен получиться на славу! Никаких сбоев!

Шеффер подошёл к сидевшему с отрешённым видом Долгову и приподнял у него веко.

— Как состояние, Арнольд Филиппыч? — оберштурмфюрер вновь перешёл на русский язык. — Тело болит? Знаю, болит. Ничего, сейчас вколем ноль шесть, и всё пройдёт. И ты опять станешь могучим и лишённым всякой чувствительности Голиафом! Конечно, Голиафом! От Арнольда Филиппыча у тебя уже и не осталось ничего. Ты Единица, ты Первый! Ты сверхсолдат! Сегодня опять будем сниматься в кино. Но теперь ты должен сделать что-то фантастическое! Такое, чтобы в Берлине от восторга бились в конвульсиях! Должно получиться что-то феерическое! Должно быть чудо!

Профессор наморщил лоб и, будто его только сейчас осенила эта идея, весело, по-дружески обняв старпома за плечи, торжественно произнёс:

— Я знаю, что мы покажем этим неверующим кретинам из Аненербе! После обычных и, наверное, уже надоевших тебе забегов в карьере, мы устроим заплыв. Да, заплыв! Ты проплывёшь от причала до шлюпки, скажем… — Шеффер, на секунду задумавшись, закатил глаза. — Скажем, метров пятьсот туда и обратно, с огромной скоростью, будто выпущенная из субмарины торпеда! Температура воды около нуля, но тебе это нипочём. Ты её чувствовать не будешь. Сейчас море спокойное, и скорость на гладкой воде будет смотреться очень эффектно. А затем я хочу показать, сколько времени способен мой сверхсолдат находиться без воздуха под водой. Да, именно так! Ты нырнёшь, а мы покажем на камеру часы. И будем снимать, пока ты вновь не появишься. Это их потрясёт!

Оберштурмфюрер втянул препарат «Z» в шприц и примерился к руке Долгова.

— Я в тебя верю и знаю, что ты меня не подведёшь. Но всё равно во время съемки наш общий друг — доктор — будет находиться здесь, в смотровой. А чтобы ему не было скучно, мы подсадим к нему ту гориллу, которой он не так давно разбил голову. Если что-то у нас с тобой пойдёт не так, то наш пострадавший солдат с удовольствием вернёт ему долг с лихвой. Мы ведь с тобой прекрасно понимаем друг друга, Арнольд Филиппыч? И потому я уверен, что всё у нас пройдёт хорошо. Обещаю, что после сегодняшних ноль шести я дам тебе целую неделю отдыха, чтобы ты набрался сил для ноль семи.

Не понимавший их разговор Йордан с опаской поглядывал на свисавшие с ног Долгова цепи. Ему показалось, что оставленная для возможности ходьбы слабина цепи слишком велика, и единица вполне может напасть на него или профессора. Он с сомнением погладил лежавший на столе автомат. Успеет ли, если что, автоматная очередь остановить созданного ими монстра? В этом Рудольф не был уверен. Он посмотрел на будто нарочно бравирующего собственным бесстрашием оберштурмфюрера и, нервничая, сказал:

— Эрнст, на твоём месте я всё-таки держался бы от него подальше.

— Это лишнее, Рудольф. Мы его сломали, и теперь из нашего Голиафа можно лепить все, что только заблагорассудится.

— Не уверен. Если он всё время молчит, это ещё не значит, что он сломался. Сегодня он мне приснился. Даже вспомнить жутко: это чудовище своими страшными серыми пальцами вырывало мне зубы! А я знаю, что приснившиеся окровавленные зубы — это к беде. Можешь мне не верить, Эрнст, но я начинаю его бояться.

— Я тебя понимаю, — Шеффер брезгливо взглянул на помощника. — Готовь лучше камеру. Ушам не верю, и это говоришь мне ты! Рудольф, ты просто очень долго находишься здесь взаперти. Это всего лишь тоска по Германии. Сейчас займёмся делом, и вся эта блажь пройдёт. Ведите Единицу в карьер!

Двое солдат осторожно потянули за цепи, ещё двое, щёлкнув предохранителями, встали за спиной старпома. Доза ноль шесть показалась Долгову побежавшим по жилам раскалённым свинцом. Он почувствовал, как этот свинец добежал до сердца, и оно дёрнулось, не в силах перекачать его в артерии. Грудь сжало удушье, затем стало свободнее, и он испытал уже знакомое ощущение лёгкости и невесомости. Но теперь это было что-то особенное. Всё тело будто звенело от перенапряжения и избытка сил. Непроизвольно захотелось наклониться, поднять камень и растереть его в порошок.

Дверь ангара поползла вверх, и глазам Долгова открылась убелённая свежим снегом воронка карьера.

— Вначале всё как обычно! — рядом шёл Шеффер, он был похож на заботливого тренера, наставляющего выходящего на беговую дорожку спортсмена. — Полностью не выкладывайся. Обозначим на камеру твою лёгкость в беге с грузом и всё. Главное — заплыв!

Цепи слетели на землю, и на плечи старпома взвалили уже истёртый рюкзак. Долгов поднял голову и взглянул на вершину чаши. Шестеро с автоматами. Трое со стороны моря, трое отрезают путь на остров. Рядом возится с камерой Йордан. Ещё двое стоят у дверей.

Шеффер перехватил его изучающий взгляд и улыбнулся:

— Даже мысли такие выбрось из головы. Всё под контролем. «Z» хоть и даёт огромную силу, но, к сожалению, не обеспечивает пуленепробиваемость. Да и доктора жалко. Ганс его ведь не сразу убьёт. Он будет делать это долго и мучительно. Так что, Арнольд Филиппыч, становись на старт и слушай мои команды. Не больше десяти кругов, затем переходим на причал!