Книга Прощай, детка, прощай - Деннис Лихэйн

— Мистер Миллер, — взвизгнул Леон до того пронзительно, что у меня зазвенело в ушах.

— Одна тысяча. — Бубба остановился, убрал в карман пиджака пересчитанные купюры, а то, что еще предстояло пересчитать, держал в руке.

Леон с облегчением вздохнул, решив, что сейчас все решится само собой. Бубба взглянул на меня так, будто не понимал, из-за чего сыр-бор.

Роберта опустила пистолет.

— Ну, мистер Миллер, если мы сейчас сможем…

Бубба лизнул подушечку большого пальца и взял верхнюю банкноту из пачки, которая оставалась у него в руке.

— Двадцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят, сто…

Леон Третт изменился в лице, будто у него в мозгу произошла закупорка кровеносного сосуда. Белое как мел лицо стало алым и вспухло, он схватил незаряженный пистолет двумя руками и стал прыгать с ним взад-вперед, как ребенок, которому срочно надо на горшок.

Роберта Третт снова подняла пистолет, навела ствол на голову Буббы, прищурила левый глаз, прицелилась и взвела курок.

В резком свете лампы фигуры стоявших посреди кухни Роберты и Буббы контрастно выделялись на фоне интерьера, на порождения природы таких размеров обычно взбираются с помощью веревок и специальных крюков, и просто трудно было себе представить, что они могут быть порождением человека.

Я тихонько вытащил свой пистолет, завел руку за спину, снял его с предохранителя.

— Двести двадцать, — бормотал Бубба.

Роберта сделала к нему еще шаг.

— Двести тридцать, двести сорок, слышь, чувак, да застрели ты эту суку, будь добр, двести пятьдесят, двести шестьдесят…

Роберта Третт застыла, будто споткнулась. Казалось, она растерялась, не понимает, что делать дальше, и совершенно незнакома с таким состоянием. Думаю, ей ни разу в жизни не приходилось сталкиваться с таким невниманием к своей особе.

— Мистер Миллер, вы сейчас перестанете считать. — Она выставила распрямленную руку с пистолетом под прямым углом к туловищу, костяшки пальцев на фоне черной стали казались совсем белыми.

— …триста, триста десять, триста двадцать, я же говорю, пристрели эту кобылу, триста тридцать…

На этот раз Роберта не могла сомневаться в том, что услышала. Запястье задрожало, пистолет заходил ходуном.

— Мадам, — попросил я, — положите пистолет.

Она видела, что я стою на месте, но ее явно обеспокоило, что она не видит мою правую руку. Тут-то я большим пальцем и взвел боек, он щелкнул, и этот щелчок был слышен так же ясно, как мог бы быть слышен и сам выстрел.

— …четыреста пятьдесят, четыреста шестьдесят, четыреста семьдесят…

Роберта Третт посмотрела через плечо Буббы на Леона, дуло ее пистолета изрядно подрагивало. Бубба считал.

В глубине дома, в дальнем конце коридора, делившего здание пополам, послышался шум: дверь там резко открыли и сразу же закрыли. Роберта стрельнула глазами в ту сторону, потом снова посмотрела на Леона.

— Останови его, — сказал Леон. — Пусть перестанет считать. Мне это больно видеть.

— …шестьсот, — сказал Бубба, повысив голос, — шестьсот десять, шестьсот двадцать, шестьсот двадцать пять, ну, хватит уж пятерок-то, шестьсот тридцать…

В коридоре послышались тихие приближающиеся шаги, Роберта напряглась.

— Хватит, — сказал Леон. — Перестань считать.

Другой человечек, еще меньше ростом, чем Леон, скованно ступая, вошел в кухню. Его темные глаза широко раскрылись от удивления и замешательства. Я приставил пистолет к его лбу. Грудь у него была до того впалая, что казалось, вместе с грудиной выгнута совсем не в ту сторону, как положено природой человеку. Живот выпирал вперед, как у пигмея. Правый глаз косил и все ускользал от нас, как уносимая морским течением лодка. В белом свете люминесцентной лампы над правым соском краснели мелкие царапины. Если не считать небольшого синего махрового полотенца, он был гол, и потная кожа поблескивала в ярком свете.

— Корвин, — сказала Роберта, — иди к себе.

Корвин Орл. Видно, он в конце концов нашел свою семью.

— Корвин останется здесь. — Я вытянул руку и убедился, что здоровый глаз Орла заглянул в дуло. Он кивнул, покорно уронил руки.

Глаза обитателей дома обратились к Буббе.

— Две тысячи! — воскликнул он и поднял над собой пачку купюр.

— Мы согласны на компенсацию. — Голос Роберты дрожал. — А теперь завершим сделку, мистер Миллер. Дайте нам магазины.

— Дайте нам эти магазины! — взвизгнул Леон.

Бубба через плечо взглянул на него.

Корвин Орл сделал шаг назад, но я строго покачал головой: «Не вздумай». Он сглотнул. Я сделал пистолетом знак приблизиться, и он повиновался.

Бубба усмехнулся. От этой усмешки Роберта совсем сникла.

— Магазины. — Бубба обернулся к Роберте и тут, кажется, впервые заметил направленный на себя пистолет. — Разумеется.

Он поджал губы и послал Роберте воздушный поцелуй. Она заморгала и отшатнулась, словно в нее пшикнули ядовитым газом.

Бубба полез в карман плаща и резко выхватил оттуда руку.

— Э-э-э, — проблеял Леон.

Бубба шлепнул Роберту по запястью, пистолет выскользнул у нее из руки и, описав дугу, полетел через мойку и стойку.

Все, кроме Буббы, пригнулись.

От удара о стену сработал механизм, раздался выстрел. Пуля проделала дыру в дешевом пластике за раковиной и отлетела рикошетом в стену рядом с окном, под которым скорчился Леон. Пистолет с громким стуком упал на стойку и развернулся дулом к запыленной решетчатой сушилке для посуды.

Бубба взглянул на дыру в стене.

— Круто.

Все, кроме Леона, выпрямились. Он сидел на полу, приложив руку к сердцу, и эти его выцветшие глаза смотрели так твердо, что я понимал: он совсем не такая размазня, какой мог показаться, пока Бубба считал деньги. Это была лишь маска, роль, которую, как я решил, он играл, чтобы мы о нем забыли и не обращали на него внимания. Сейчас, сидя на полу и с неприкрытой ненавистью глядя на Буббу, он эту маску сбросил.

Бубба запихнул вторую пачку купюр в карман, подошел к Роберте.

— Ты, Зена[42]Большая, на меня пушку наставляла. — Он потер ладонью нижнюю часть лица, наполнив пространство кухни шуршанием щетины о грубую кожу. Руки Роберты безжизненно повисли.

Бубба ласково улыбнулся.

— Ну что, сейчас тебя прикончить? — спросил он очень тихо.

Роберта качнула головой.

— Точно?

Она заторможенно кивнула.

— Ты же, как ни крути, пушку на меня наставляла.