Книга Имперский сыщик. Аховмедская святыня - Дмитрий Билик

не помогло.

Сначала пламя лишь лизнуло синь в груди Черного, но быстро и по-хозяйски подобралось вплотную, обняло, подчинило своей воле. Погас волшебный свет внутри злодея, превратилось сердце в кусок угля. Тут и сам лихоимец рухнул безжизненно. Аристов еще подержал для верности огонь, потом руками взмахнул, и снова проулок окутала темнота.

Меркулов, явно сдерживая себя, дабы не бежать, проворно направился к телу Черного. Мих за ним, пот утирая. Пышало жаром теперь от каждого кирпича в стене, от камней под ногами, от сгоревших останков Черного. А из самого проулка испарения поднимались, точно только что тут паровоз прошел. Аристов с другой стороны подошел, на господина поглядел, не сдержался и титулярного советника по плечу хлопнул.

— Вот ведь Витольд Львович, вот ведь голова! Все правильно догадался. Только просчет вышел, не расплавился металл. Интересно, из чего состоит?

— Выясним, — задумчиво ответил Меркулов. — Павел Мстиславович, подсветите немного.

Зарделась рука Аристова на манер факела. Теперь и Мих все вокруг оглядеть смог. Лежал перед ними Черный голым — если можно было так говорить о существе, на которое орчук смотрел. На человека похож, да только общей схожестью тела все и заканчивается. И руки, и ноги, и тулово, и голова даже — все из металла. Где поршнями что подкрепляется, где пружинами. Но сделано хитро, со множеством деталей. Большая часть из них, конечно, под таким жаром в негодность пришла, но все же общую картину составить можно.

Самое же забавное — с этим сердцем. И вправду окружено оно со всех сторон пластинами оказалось, видно, и было самым уязвимым местом. Хотел Меркулов потрогать черную труху, в которое то превратилось, да руку отдернул. Не остыло еще.

Заметил Мих и маску в виде человеческого фаса — крепилась она на завязках каких-то, потому отлетела от физиономии Черного. Само же лицо злоумышленника и на лицо вовсе похоже не было: ни рта, ни носа, ни глаз, отверстия лишь на их месте, без начинения, пустые совсем, будто тьма их выела. Не посмотришь на такое без содрогания. Вроде и на человека похож, а не человек.

— Вы, Витольд Львович, так и не сказали, как догадались, — тон Аристова стал приятельским, теплым. Видно было, доволен Павел Мстиславович, как все вышло.

— Подозрения у меня разные были. Например, в первой драке мне Черный в скорости не уступал. Я, конечно, тогда значительно ослаблен был, но все же. Не каждый человек на подобное способен. Потом, когда мы его на Краснокаменке преследовали, тоже ловок оказался. И стрелял в него, а все равно ушел, через Миха вовсе перепрыгнул, как акробат какой.

Орчук при этих словах согласно кивнул. На него, правда, никто и не посмотрел.

— Никак в толк не мог взять, как у него все получается… Про штурм его квартиры вы, наверное, слышали. Понятно, что в газетах не писали, но у вас свои источники в полицмейстерстве. (Аристов загадочно улыбнулся, но ничего не ответил.) Тоже сбежал. Выпрыгнул из окна, под градом пуль проскочил, одного филера оглушил, второго убил и скрылся. Но повезло, что с нами тогда Николай Соломонович был.

— Чем же повезло? — усмехнулся дворянин. — Глупый болван, дубина эдакая. Из-за него и упустили Черного.

— Так, да не совсем. Николай Соломонович вывод сделал, о пользе которого, наверное, и действительно сам не догадывался. Он сказал, что Черный — нечто. Вы знаете об особенностях магии Истоминых?

— Вы уж меня, Витольд Львович, совсем не оскорбляйте, все же в Моршане живу, к Большой книге допущен.

— Я не про главную особенность, а второстепенную. На союзников Истомины влияют воодушевляющее, а на противников — наоборот…

— …удручающе, — кивнул Аристов, словами Меркулова не удивленный, и тут же хлопнул себя по бедру. — Вон как! На Черного не подействовала истоминская магия. Вот вы и решили, что он — не обычное существо.

— Именно. А вкупе с чертежами, найденными на квартире… Там было изображено внутреннее устройство Черного, именно на моем листке рука. Могу предположить, для самостоятельной починки после повреждений. Осталось потом самое главное — найти и, что не менее трудно, обезвредить нашего общего недруга.

— Невероятно, — Павел Мстиславович с изумлением взглянул на неподвижное тело того, что ранее называли Черным. — Но он же — всего лишь кусок металла. Как же…

— Он механоид. Признаться, я никогда ранее не встречал и даже не слышал о подобных, но гоблинарцы — искусники. Понимаете, невозможность тарстоунцев использовать магию толкнула их в объятия науки. Вы, наверное, и сами знаете, что большая часть открытий принадлежит именно им.

— Витольд Львович, полноте, вы мне про дирижабли, бороздящие просторы бескрайних островов, потом расскажете. Что с механоидом? Ведь мало просто собрать, хоть и искусно, из металла человека. Надо его наделить подвижностью, да еще какой — по вашим рассказам, способностью слушать, говорить, понимать. Ведь он был не просто бездушной болванкой.

— Вот здесь и заключается главное достижение гоблинарцев. Я не представляю, каким образом, но Черному давал жизнь артефакт, тот самый синий камень. Он похож на симарильские осколки, но те были маленькие, совсем крохотные, а этот поглядите какого размера… был. Но именно артефакт превращал этого механоида во вполне живого человека. Он был своего рода сердцем. Посмотрите, как искусно защищено оно от механических повреждений со всех сторон!

— И сколько таких Черных ходит по Моршану? — помрачнел Аристов.

— Вряд ли здесь их армия. Сомневаюсь даже, что есть еще один подобный. Все же производство самих механоидов — посмотрите, как искусно сделан! — довольно трудоемко, а уж про артефакт я вообще молчу. Это рукотворное творение, едва ли конвейерное.

Витольд Львович осторожно потрогал грудь Черного, видимо, пробуя, остыл ли металл. Немного повозился, ощупывая пальцами каждую мелочь, куда-то нажал, и одна из пластин, подобно цветочному лепестку, вдруг отошла, обнажив угольное сгоревшее сердце. С великой опаской Меркулов прикоснулся к утратившему силу артефакту, но от легкого прикосновения «сердце» осыпалось на мостовую множеством мелких частичек. Титулярный советник вздохнул и поднялся.

— Боюсь, секрет этого артефакта потерян.

— Может, удастся хоть что-то сказать по его остаткам, — предположил Аристов, на что Меркулов лишь пожал плечами.

— Павел Мстиславович, у меня к вам большая просьба, оставайтесь теперь здесь. Нельзя допустить, чтобы кто угодно прикасался к Черному. Вы ведь знаете наш народ, растащат для бытовых нужд. А я, как смогу, к вам пришлю кого-нибудь.

— Как же вы? Ведь предатель,