Книга Романовы - Надин Брандес

Это заставило меня прийти в себя. Чувства, разбитое сердце… все они вернулись в мое тело, и я им позволила – позволила подпитывать меня.

Я – Романова.

Я не встану на колени, позволив этому человеку меня зарезать. Никогда не пасовала перед неудачами, не собиралась сдаваться и сегодня. Тень Юровского упала на меня. Он так близко. Я прикрыла глаза и стала тихонько напевать церковный гимн, который мама и сестры пели каждый вечер. Не песнь заклинаний, но единственная песня, которая у меня есть.

Я погрузила руку в чернила, которые собирались в маленькие лужицы в трещинках пола. Свет пробудился в моем сознании подобно мерцающей звезде, падающей все ближе и ближе к земле. Звезда с каждым мигом становилась все ярче, хоть и мчалась навстречу собственной смерти…

Чернила согрелись между моими пальцами, ощущаясь перчатками в холодный день.

– Династия Романовых закончилась. – Голос Юровского доносился словно сквозь толщу воды. Приглушенно и отстраненно, хотя я чувствовала силу его тела, нависающего над моим.

В открытую дверь ворвалась бело-рыжая молния и бросилась на коменданта. Джой, сама уже изрядно пораненная, вцепилась в бедро Юровского. Он взревел, но я едва расслышала его из-за песни, которая теперь, казалось, звучала сама в моем сознании.

Я нырнула за рукой Заша и притянула его ближе. Его тело легко скользнуло по разлитой крови.

Джой взвизгнула.

Я переплела пальцы свободной руки с вялой ладонью брата. Повинуясь промелькнувшей мысли, вытянула руку Дочкина из-под его тела и сжала в своей вместе с пальцами Заша.

Джой замолчала.

Юровский впился ногтями в пушистую кожу моей головы, и мокрое лезвие ударило меня в горло. Я позволила чернилам заклинания превратиться в огонь на коже. Я не знала, что делаю, просто действовала со всей надеждой и верой, оставшимися в моем теле.

Я вырвалась из рук Юровского. И когда его клинок вонзился мне в шею, прошептала последнее слово. Единственное слово, которое у меня было.

– Айнин.

36

Я видела, как упало мое тело.

Я смотрела, как моя собственная кровь соединяется с кровью трех умирающих душ.

Но зов не умолкал. Я все еще слышала его. Романова. Романова. Романова.

Юровский стоял надо мной, его рука все еще поднималась, нож все еще скользил, лицо по-прежнему было безумным. Как будто он пока не понял, что все кончено. Он вырезал из меня жизнь. Я распласталась у его ног – там, где он всегда хотел меня увидеть.

Но я также стояла рядом с ним. Высокая. Эфирная. Можно сказать, живая.

Сработало. Заклинание подействовало – по крайней мере на меня. Я не знала, как. Не понимала, почему.

Я метнулась к Алексею. Попыталась встряхнуть его за плечо, но рука моя просочилась сквозь его тело.

Нет. Нет. Мне нужна его эфирная форма. Он нужен живым! Это моя последняя надежда.

Юровский, спотыкаясь, отошел от поля боя и плюхнулся на один из немногих кухонных стульев. Уставился на наши тела.

– Дело сделано, – тихо сказал он. – Приказ выполнен.

Пусть он упивается своей победой. Пусть думает, что выиграл. Между тем мое сердце разбивалось вдребезги.

Призрачная фигура Заша поднялась на четвереньки, взирая на свое же изувеченное тело. Я впервые вздохнула с облегчением. Он с трудом поднялся на ноги, озадаченный и испуганный.

Потом увидел лежащую меня – ту, которую зарезал Юровский. Приглушенно вскрикнув, Заш упал на колени перед моим телом. Попытался осторожно приподнять мою голову, но его руки прошли насквозь.

– Я здесь, – задыхаясь, сказала я, выходя из-за спины Алексея.

Заш вскинул голову, его глаза расширились как блюдца. Он выпрямился, и, бросившись в его объятья, я разрыдалась.

– Заклинание сработало. Мы бесплотны. Но… но я опоздала. Алексей. Он… он…

– Он не так уж хорошо себя чувствует, – послышался саркастичный голос.

Я ахнула и развернулась. Призрачная фигура Алексея поднялась из умирающего физического тела. Брат свесил призрачные ноги с края кровати и поморщился.

– Все не так, как в прошлый раз, Настя. На этот раз я чувствую себя очень слабым.

– Ну, я этого и ожидал. – Фигура Дочкина поднялась из скрючившегося на полу тела. – Я удивлен, что вы вообще живы.

Что еще оставалось делать? Я завопила. Но не испуганно. И не радостно – слишком велико было потрясение. Может быть, голос подала… надежда?

– Вы все живы!

Дочкин кивнул.

– Пока. И только благодаря вашему стремительному мышлению.

Я крепко сжала руку Заша, а другой взяла пальцы Алексея.

– Как я это сделала?

– Ну, я не очень-то обращал внимание на то, что именно вы делали, ведь истекал кровью, знаете ли. Но я уже говорил, чернила верны фамилии Романовых, поскольку я верен вашей династии… и сам их создал.

– Так… они просто повинуются?

– Как и чернила внутри матрешки. Вы знаете, как она работала?

– В определенное время выпускала заклинание, – ответила я. – Но я не могу отыскать закономерность.

– Матрешка создавала заклинания в соответствии с вашими потребностями. Чернила в каждом из них не были сформированы в слово, пока оно не понадобилось. Каждый слой воспринимал ваши мольбы, чувствовал потребности семьи Романовых, а затем становился заклинанием, именно тем, которое необходимо вам в то или иное время. Вот почему я прячусь в своем маленьком домике. Совладать с такой магией не способен больше никто. Я использую свой собственный язык, не известный никому из мастеров заклинаний. Магическая матрешка по сути своей ближе всего к исполнителю желаний. Вот почему комендант так упорно разыскивал меня. Для Советов я – чересчур могущественный враг.

Заш, казалось, справился с замешательством в достаточной мере, чтобы присоединиться к разговору.

– Но заклинание, которое заставляло идти на запад. Как оно нам помогло? Мы просто шли и не знали, где конкретно вас искать.

Усы Дочкина топорщились.

– Заклинание и не предназначено давать вам указания. Вспомните, – его взгляд скользнул в мою сторону, – вы шептали матрешке о своих чаяниях. Заклинание перенесло ваши желания мне, и я указывал вам путь.

Я трижды вздохнула, но голос все равно сорвался:

– Так… у вас есть заклинания, о которых я мечтала? – Я думала о желаниях, которыми поделилась с матрешкой: исцеление Алексея, обращение вспять боли от смерти моей семьи. Отмена этой трагедии.

Мы все вчетвером вздрогнули, когда Юровский швырнул окровавленный нож на пол. Он, казалось, отдышался и поднялся со стула. Затем окинул взглядом бутылочки на столе Дочкина.