Книга Фарфор - Юрий Каракур

Милая сестричка Галочка, здравствуй!!

Получила твоё письмо за 10/VI, но немного задержалась с ответом. Занималась шитвом, Анечки шила шорты с жилетом, а Гали юбку модную с застёжкой впереди, они вчера т. е. 24/VI уехали во Львов, опять Галя, как руков. группы, а Анечка участник конкурса. Остались Дима и Жора, обещала на первое время им наготовить, но на все время не приготовишь они уехали на 2 недели. Хотела позвонить Лорочке узнать не пошла ли она уже в отпуск, но нигде не работает телефон. Может завтра в субботу приедут, из-за транспорта редко видимся, скучаю. Галя ближе, да и огород почти за ними я не в силах его обрабатывать, бывают почти каждый день. Теперь мне скучновато – то ночевала со мной Анечка, а Диму не оставишь, всё спешит очевидно на свидание. Из-за такой жизни забываешь всё, вот и я прошу извенить меня, Володю дорогого не поздравила с днём рождения. Желаю здоровья, терпения, выстоять в этой тяжёлой жизни и благополучия во всём. Галочка дорогая, за цены писать страшно. Молоко л. – 250–278 р., хлеб белый 164–180 одна булка, масло сливочное 5500–6000, но у нас и пенсия больше вашей в 3–4 раза. На прошлой неделе, что делалось на площадях в Донецке и в др. городах, забастовки шахтёров, транспортников, и др. Наш бендер ввёл эти купоны, а их ещё не доставили с Канады за золото эти паршивые бумажки. Шахтерам и др не выплачивают зарплату, отпускные. Пережить переживём, сейчас пошла фрукта, а там и картошка молодая. Уже мои соседи закрывают вишню-майку но нашу Жора всю вырубил, но II (начинается второй листок) ничего ч/з недельку полторы уже будет готова черноплодка, как раз к приезду Гали. Фрукты будет не мало, надо сахару много. У Гали немного запасу есть, а я свой ещё не получала за 2 квартал. Допишу письмо хочу сходить до Степановны, приглашала приехала дочь Лора с Павлодара, а ты миленькая сестричка, боишься прямым поездом. Бери с собой Лару она рискованная в поездке. Сейчас пишу, а рядом стоит ваш подарочек – приёмник, передаёт Россия поздравления с днём рождения, и перед глазами те прошедшие времена, как было хорошо, надеюсь что я всё-таки дождусь этой счастливой минутки, встречу обнему и расцелую вас дорогие. Неужели не сбудется надежда моего любимого Юрочки и он не приедит ко мне? Приглашаем не только Юрочку, но и Дениса и всех. Слушаю погоду, очевидно и у вас дождь, как передает Москва. У нас тоже участились дожди. Вчера Жора поливал уже многие (не сумел разобрать почерк, но, наверное, огурцы) он сделал с арматуры такое устройство. Что каждый рядок подвязывается и плетуться по шпагату вверх, уже цветут и помидоры кое где зацвели. Хорошая капуста, а вот перец и синие плоховатые. Вот миленькая и все мои новости, вы уже вся семья в сборе, так что теперь тебе легче. Какой же отпуск у Наташи месяц или больше? Забыла написать, что Анечка поступила в колледж, конечно, это не плохо, а вот выдержит ли она ведь каждый день так тяжело добираться в Донецк. Будьте здоровы мои дорогие. Галочка милая здоровья тебе, терпения, и надежды на лучшее. Дай бог может чуть-чуть что-то измениться, если народ возьмётся. Обнимаю целую тебя и всех. Привет от всех и всем.

Я расплакался (пошла фрукта), достал фотографии, рассматривал поломанные слезами лица. Потом бегло прочитал второе письмо: купила масло у женщины, у которой дочка работает проводницей, и получилось намного дешевле, колбасы лежат в магазинах свободно, тоже записывались на акции, квартплата высокая, хоть и выкупила дом, поэтому надо ехать в ЖЕК самой, но добираться туда очень неудобно, потому что транспорт туда не ходит, а идти туда тяжело, мучает задышка, привет от Степановны, Зины и других женщин. Надо же, Денис был такой ласковый, а сейчас наверное у него возраст такой. Милая Галочка, твою просьбу выполню я или Галя. Когда я прочитал последнюю фразу, стало вдруг обидно, как будто не взяли купаться на озеро. О чём, о чём просила бабушка? Какая просьба? Никогда не узнать. Вопреки всякой логике я удивился, что письма эти – не бабушкины, а тёти Муси, что узнаю я только Мусины новости. Бабушкины же письма уехали в Горловку и там как-то погибли. Она (я вспомнил её позу) и писала их как будто прикрываясь, чтобы не подглядывал сосед по парте, держала прилежную ученическую спину. И почерк у неё (заполненные квитанции за электричество) был непонятный, переученная левша, притворный наклон несдружившихся букв. Бабушкины слова только водяными знаками проступают на Мусиных страничках: наверное, мамин отпуск в том году был в самом начале июня, а бабушка приходила готовить отцу и Денису, наверное, бабушка тоже жаловалась на цены, наверное, скучала по нежному в детстве Денисочке.

Моя надежда не сбылась – в гости к тёте Мусе я не ездил. Конверты её писем не сохранились, адрес тёти Муси я забыл, поэтому не мог посмотреть в интернете фотографии её улицы. Я написал в Google просто Горловка. Появились последние новости: «Возле Горловки идёт тяжёлый бой» (двенадцать часов назад) и фотографии бетонного советского здания.

Конечно, письма победили меня. Я перепечатывал их в кафе утром, перед работой, решив, что это (повторить чужой текст) – простое дело, но на приёмнике снова заплакал. Я отвернулся в окно, стесняясь слёз. Изгиб улицы уходил от ответа, отказывался объяснять огурцы, вишни, масло, общественный транспорт, сшитые юбки, одышку, квартплату, ничего не соединялось, значило слишком много и оставалось ерундой. Я пошёл в туалет, умылся, посмотрел на себя в зеркало, лицо показалось мне отцовским, начинающим новый этап. Сушилка для рук из последних сил закричала на меня. Я допечатал письмо и переулками стал спускаться к Земляному Валу. Погода была хорошей, солнце чётко, по линейке делило дома пополам: сверху яркая жёлтая часть, внизу – тёмная, не согревшаяся. Люди шли, ехали машины, и ничего не происходило, и вязко, но, как оказалось, ненадёжно тянулось время. Я попытался вспомнить свой вчерашний день. Утренние уроки, деепричастия, причастия, вш, прогулка с собакой расправляет час: мы долго, большим кругом, шли по лесу, падали иголки с ёлок, передо мной везла коляску огромная мать, умноженная курткой, пёс сворачивал в кусты, и я лез за ним, шуршали листья. Потом магазин, кофе на балконе, книга про старые московские дома. А что было за неделю до, я не помню. Я вышел на Земляной Вал и увидел женщину в чёрном пальто, из пальто показывала язык алая юбка, женщина придерживала воротник и шарф, чёрная шляпа на ней была натянута низко, с гарантией. Женщина встретилась со мной взглядом и исчезла навсегда, будет как-то жить дальше. Если её не записать, она забудется через пять минут, как и превозмогающая старуха в малиновом берете, которая морщится против ветра, как и маленькая девочка, продолжающаяся огромным рюкзаком. Мне попадались разные люди, тут же забываясь навсегда. И они забывали, наверное, сами, что ноябрьским утром шли по Земляному Валу и о чём-то думали, и о чём-то говорили. Кроме, может быть, очень счастливого человека (позвонили и сказали, что взяли на работу), очень несчастного (умерла старшая сестра) и меня (придумал, как закончить рассказ). Только нам благодаря запомнятся эти две минуты (был день такой солнечный) на Земляном Валу (я как раз шёл к «Курской») 12.11.2018 года (как сейчас помню, понедельник), 11:00, неспециальный рубеж, вот-вот надломится, машины несутся, не щадя зебры, 11:01, сегодня помидоры двести девятнадцать рублей, хлеб тридцать девять рублей, масло сливочное сто двадцать шесть, старого зонта на бабушкиных фотографиях я не нашёл. В голове мотыльком стучится воспоминание о летнем бадминтоне в лесу, перед дождём, но не может пробиться.