Книга Завещание алхимика - Наталья Александрова

– Художник, значит? – удивилась Вера.

– Угу, – скривилась Янина, – сказала бы я «отслова худо», да язык не поворачивается. Это, знаешь ли, были такие картины, накоторые посмотришь – и жить не хочется. Там на фоне городских пейзажей –прилично, кстати, написанных, насколько я в этом разбираюсь, все время вылезаликакие-то ужасные монстры. Например, в сквере возле Казанского собора, как размежду памятниками Кутузову и Барклаю-де-Толли лежит огромная зверюга – хвостчешуйчатый, на спине гребень, а голова – свиная, с клыками. Или на причал возлеИсаакия выплывает рыба не рыба, чудовище какое-то, и хватает людей нанабережной, только ноги свисают из пасти.

Вот ты улыбаешься, – продолжала Янина, – конечно,в пересказе все это выглядит не страшно. Но если бы ты на те картины поглядела…Это такой леденящий ужас в сердце заползает… Ей-богу, после такого вернисажа смоста в Неву броситься хотелось… Я долго думала, а потом сообразила, что этоон, муженек мой, таким образом душу свою черную выворачивал. Злой он был, всехорошее ненавидел и высмеивал. Только люди про это не догадывались, онпритворяться умел мастерски. Ну, а перед женой-то притворяться долго нестанешь, так что я все поняла. Но поздно, он мою собственную душу сумел ужеотравить…

Они помолчали, потом Янина поглядела на Веру в упор испросила:

– Ну что, довольна ты теперь? Все про меня узнала?

– Да как сказать… – Вера пожала плечами. –Ну, я пойду, пожалуй. Извини за беспокойство…

Янина даже не пошла ее проводить.

Вера аккуратно прикрыла за собой дверь ее квартиры иостановилась на площадке как вкопанная. Прямо перед ней промелькнула женская фигура,в которой она с изумлением узнала ту самую женщину, знакомую Старыгина. Женщинабежала бегом вниз по лестнице и даже не взглянула на Веру. Зато Вера уставиласьна нее в полном изумлении. Лицо женщины беспрерывно менялось. То оно былоиспуганным, губы тряслись, глаза моргали, едва удерживаясь от слез. И тут желицо твердело, черты становились жестче, в глазах мелькали молнии, Верепоказалось даже, что женщина становилась выше ростом.

Незнакомка пропала за поворотом лестницы, Вера едва небросилась вслед за ней, но вспомнила свой сон, остановилась и прислушалась.

Шум стоял неимоверный, где-то наверху сверлили стену. Верани о чем не думала, ноги сами понесли ее наверх. Подойдя к той самой квартирена третьем этаже, она увидела, что дверь приоткрыта, незнакомка, убегая, несмогла ее захлопнуть, замок не позволил.

Услышав грохот копыт на мосту перед воротами замка, часовойвыбежал на дождь и вгляделся в темноту. К воротам вскачь приближалась группавсадников. Впереди, на корпус оторвавшись от остальных, мчался грузный человекв дорожном плаще, на огромном черном жеребце.

– Отворяй ворота, кретин! – заорал этот всадник,темной громадой нависая над часовым.

– Кто такие? – гаркнул часовой, вглядываясь втемноту. – Извольте назвать пароль!

– Говорю тебе – отворяй! – Всадник потащил саблюиз ножен.

Часовой попятился, схватил ружье, но в это время отсветфакела упал на лицо всадника, и он узнал господина герцога.

– Ваша светлость… – выдохнул гвардеец испуганно икинулся к воротам.

Герцог выругался ему вслед и придержал коня, нетерпеливопереступавшего ногами.

Едва ворота приоткрылись, герцог пришпорил взмыленного коняи въехал в замковый двор. Свита поспешала следом. Приблизившись к крыльцу,герцог соскочил с коня, бросил поводья перепуганному конюху и взбежал на крыльцо,бешено сверкая глазами и топая сапожищами. Его одутловатое лицо было багровымот гнева.

– Где этот тухлый сморчок? – орал он, поднимаясьпо лестнице и пыхтя, как кабан в тростниках. – Где этот вонючий крысеныш?

– О ком вы изволите говорить? – пролепетал ключникАлоизиус, едва поспевая за герцогом.

– Я изволю говорить о гнилом мухоморе, об этом чертовомублюдке, который обманул меня, как торговка на городском базаре!

– И все же я не понял… – взмолился Алоизиус,припадая на хромую ногу и стараясь не отставать.

– А должен бы понимать! Ты достаточно долго служишь уменя, старик, чтобы понимать обыкновенную человеческую речь, а не толькослащавый лепет придворных подонков! Я говорю об этом дрянном алхимике, об этомприслужнике Сатаны, из-за которого я выглядел последним идиотом, хуже того –нищим!

Накануне к нему в шатер зашел командир швейцарскихнаемников, чтобы получить месячное жалованье для своих солдат.

Герцог приветливо поговорил со старым воякой, обсудил с нимпланы боевых действий и достал свою походную шкатулку, в которой, как он знал,было еще довольно золотых, чтобы достойно завершить датскую кампанию. Он открылшкатулку, отсчитал причитающуюся швейцарцу сумму и придвинул к тому звенящуюгруду монет.

Однако на лице полковника появилось какое-то странноевыражение.

– Что с вами, мой друг? – спросил герцогудивленно.

– Что со мной? – переспросил швейцарец, и егоиссеченное шрамами лицо скривилось. – Мне кажется, ваша светлость, мы свами договаривались вполне определенно: двести золотых в месяц…

– Я и отсчитал двести, – недоуменно проговорилгерцог.

– Двести золотых! – отчеканил полковник. –Двести золотых, а не двести поганых кругляшей!

– Что?! – возмущенно повторил герцог. – Дакак вы смеете…

Он схватил пылающий канделябр, поднял его над столом… ипобледнел: перед швейцарским полковником лежала груда серых кругляшей, лишьотдаленно напоминающих честные золотые рейхсталеры.

– Что это?! – воскликнул герцог и снова кинулся ксвоему походному ларцу. Он откинул его крышку, заглянул внутрь… ларец былнаполнен такими же свинцовыми кругляшами.

– Надеюсь, ваша светлость в ближайшие дни рассчитаетсясо мной, как положено, – проговорил швейцарец, поднимаясь из-застола. – Иначе мой полк покинет ваш лагерь. Мои солдаты храбро сражаются ине привыкли, чтобы их обманывали при расчете!

– Конечно, мой друг, можете не сомневаться, я с вамиполностью рассчитаюсь… – пролепетал герцог, провожая швейцарца к выходу.

– Не сомневаюсь, – кисло ответил полковник. –Ведь вы не хотите, чтобы я перешел на сторону противника!

Через час в лагере герцога началась настоящая паника: всесолдаты и офицеры, проверив свои кошельки, обнаружили там вместо золотыхтяжелые свинцовые кружочки.

Утешением бравым воякам служило только то, что жалованье уних в карманах не задерживалось и почти все герцогские деньги уже перекочевалиокрестным кабатчикам, маркитантам и шлюхам.

Тем не менее разъяренный герцог велел немедленно седлатьконей и с малой свитой помчался к себе в замок, чтобы лично разобраться салхимиком и лично вздернуть его на виселице, если не помогут другие мерывоздействия.