Книга Трагедия Белого Юга. 1920 год - Николай Карпов

Во время уже упоминавшегося совещания 15 апреля было достигнуто также соглашение, в силу которого Главнокомандующий объединял в своих руках всю полноту власти военной и гражданской без всяких ограничений. Что касается казачьих вооруженных сил, то Врангель являлся теперь высшим военным начальником, обладающим всей полнотой военной власти в отношении стратегического и тактического применения и этих войск. В отношении внутреннего гражданского устройства казачьи войска и области должны были пользоваться полной автономией. Они являлись, таким образом, не зависимыми от главного командования. Однако при сношении с правительствами иностранных государств никакие сепаратные решения не допускались без согласования с главным командованием. В свою очередь, Главнокомандующий при сношении с иностранными правительствами по всем вопросам, касающимся казачьих областей, предварительно должен был советоваться с казачьими атаманами.

В Донском корпусе ситуация также была сложной. В командование его войсками на Черноморском побережье вступил тем временем генерал Калинин. Стариков же был назначен представителем Донского атамана на побережье. Голодающие донцы и кубанцы находились по-прежнему в выжидании, так как перевозка частей в Крым все еще не начиналась. В Кубанской Раде и правительстве снова подняли вопрос о мире с большевиками, о необходимости заключить хотя бы временное перемирие. Между представителями донского и кубанского командованиям и воинскими частями нарастал антагонизм, причем дело иногда доходило даже до вооруженных столкновений. Так как представители Грузии по-прежнему давали уклончивые ответы по поводу пропуска казаков через границу, то донцы все больше стали склоняться к мысли о необходимости разбить грузинские войска и пройти до Поти. Кубанская же Рада и правительство категорически высказались против вооруженных столкновений с грузинскими войсками. Местное население продолжало страдать от бесчинств белого воинства и готово было на все, чтобы поскорее развязаться и с донцами, и с кубанцам. Все смелее и смелее становились «красно-зеленые». С каждым днем к Сочи приближались большевики. Некоторые казаки и даже целые подразделения вынашивали планы уйти в «бело-зеленые», но горы еще были покрыты снегом, и это их сдерживало.

После своего назначения заместителем командующего Кубанской армией генерал Шкуро вызвал в Сочи из отряда генерала Морозова полковника Дрелинга и предложил ему пост начальника штаба всей группировки войск на побережье.

Дрелинг потом рассказывал, что: «Никаких распоряжений и указаний свыше мы не получали. По словесному распоряжению Улагая наша задача заключалась в том, чтобы держать за собой плацдарм на Черноморском побережье. Для какой цели мы должны были это делать, для планомерной эвакуации войск или же для развития наступательных операций, нам не было указано. В воинских частях в это время наблюдалась страшная дезорганизация. Не было денег, продовольствия, свирепствовала эпидемия, войска занимались грабежами. Нужно было употреблять колоссальные усилия, чтобы бороться со всем этим».

Сведения о готовящемся перемирии Врангеля с большевиками получали все больше подтверждений, и находившиеся на побережье члены кубанского правительства: Белашев, Филимонов, Курганский и генерал Болховитинов приняли 7—8 апреля постановление о необходимости заключить с большевиками перемирие. Когда об этом постановлении узнал генерал Шкуро, он заявил, что лично ему не подчинится без разрешения ставки и что, в любом случае, для этого необходимо решение Кубанской Рады.

Обо всем этом штаб группировки телеграммой сообщил союзному командованию в Константинополь, английскому адмиралу Де-Робеку, а также в Крым, в ставку Главнокомандующего. С учетом сложившейся обстановки генерал Шкуро одновременно просил освободить его от командования войсками, иначе, как он выразился, вынужден будет принять «самостоятельное решение».

На другой день он выступил в Раде, где в мрачных тонах обрисовал общую обстановку, создавшуюся на побережье. После обсуждения этого сообщения Кубанская Рада признала решение правительства о необходимости заключения перемирия правильным, о чем тут же были поставлены в известность находившиеся в Сочи англичане.

22 апреля в Сочи прибыль на линкоре «Аякс» адмирал Де-Робек. По его инициативе было проведено совещание с участием Шкуро, начальника его штаба Дрелинга и приглашенного из селения Хоста командира Донского корпуса генерала Калинина.

Шкуро сообщил адмиралу о тяжелом положении армии и двухдневном запасе продовольствия. Он еще раз подтвердил, что Кубанское правительство и Рада вынесли постановление о прекращении кровопролития, так как они не видят смысла вести борьбу, раз идут переговоры о заключении мира с большевиками. Дальше Шкуро сказал о том, что он не может взять на себя ответственность за выполнение решения правительства и Рады, так как является заместителем командующего армией, а не командующим, а потому и попросил освободить его от занимаемой должности.

Де-Робек сообщил, что ему не известно ни о каком готовящемся перемирии с большевиками и что борьбу нужно продолжать, так как на самом деле обстановка не изменилась. По просьбе Шкуро адмирал сделал такое же заявление прибывшему на корабль заместителю председателя кубанского правительства Белашеву. Здесь же Шкуро заявил, что в связи с сообщениями адмирала Де-Робека, постановление правительства о перемирии теряет свою силу. Адмирал в свою очередь сказал о том, что на побережье, где находятся донцы, кубанцы, терцы и астраханцы, из Севастополя выезжают атаманы казачьих войск и Главнокомандующий. Он просил продержаться и ни в какие переговоры до приезда атаманов не вступать. Белашев с этим согласился. Де-Робек уехал, предварительно отдав все продовольственные запасы корабля казакам.

Однако ни Врангель, ни атаманы на побережье не прибыли. Зато 21 апреля во второй раз войска посетил командующий Кубанской армией Улагай. Он упрекнул Шкуро за слишком откровенные признания, которые тот сделал при общении с английским адмиралом, сообщил также, что отчисление от должностей генералов Науменко, Бабиева, Муравьева и самого Шкуро сделано Врангелем по просьбе атамана Букретова и что скоро он сам прибывает на побережье и вступит в командование Кубанской армией. На другой день на пароходе «Бештау» действительно прибыл Букретов, а с ним председатель кубанского правительства Иванис и командующий Донской армией генерал Стариков. Букретов сообщил, что он вступает в командование не только Кубанской армией, но и всеми войсками, находящимися на побережье.

Нельзя сказать, что это сообщение пришлось по душе донским казакам. Командир Донского корпуса генерал Калинин, определенно не доверял Букретову, особенно после того, как атаман в разговоре с ним высказался в том смысле, что перевозить части в агонизирующий Крым—это преступление, так как из Крымского «мешка» никто не выберется. Вместе с тем, Букретов весьма резко охарактеризовал Калинину генерала Врангеля, назвав его авантюристом.

В середине апреля части Красной Армии перешли в решительное наступление. Они форсировали реку Шахе, оттеснили кубанцев и заняли Сочи. Букретов со штабом перебрался в Адлер и 28 апреля на английском миноносце (два-три английских корабля все время находились у побережья) вместе с Дрелингом отправился в Гагры для переговоров с грузинами. Они велись с начальником грузинских войск, находившихся у границы — генералом Артмедладзе, который не обладал нужными казакам полномочиями и по каждому вопросу запрашивал Тифлис. Грузины давали уклончивые ответы и, по выражению Дрелинга, «кормили завтраками», а потому кубанцы, не добившись определенного результата, вернулись обратно. Когда Букретов сообщил об этом генералу Калинину, тот предложил прорвать границу Грузии силой оружия. Но Букретов не поддержал это предложение, сославшись на то, что англичане тут же прекратят свое содействие и всякую помощь.