Книга Горький квест. Том 3 - Александра Маринина

Все выглядело довольно логично. По крайней мере, для меня. Но не для Назара, который так и не нашел объяснения тому факту, что его начальник Волосов знал о Лагутине. Откуда он мог знать? А если не знал, то почему застрелился? В дилемме «Лагутин или родной сын» хотя бы можно было найти мотив действий Дим-Димыча, как его называл Назар. А без этой дилеммы никакого мотива не просматривалось.

* * *

В «Записках молодого учителя» о романе «Фома Гордеев» Владимир Лагутин подробно останавливался только на двух моментах. Первый – утверждение крестного, что Фома должен быть лучше других, «вперед людей уйти, выше их стать». Этими словами крестный Маякин будил и укреплял честолюбие Фомы, который восхищался образованными людьми благородного происхождения, хотел встать вровень с ними, разговаривать, не стесняясь собственного невежества, но при этом даже не пытался читать, получать новые знания и овладевать науками. На вопрос дочери крестного, Любы, о светском обеде Фома искренне отвечает: «Беда! Я точно на угольях сидел… Все – как павлины, а я – как сыч…» Однако к книгам, которые во множестве читает Люба, Фома относится крайне пренебрежительно: «Брось… никакого толку не будет от книг твоих!.. Вон отец-то у тебя книг не читает, а… ловок он!» Люба ему втолковывает: читаешь – и точно пред тобой двери раскрываются в какое-то другое царство, в котором и люди другие, и речи, и вся жизнь другая, но Фома упрямо и недовольно отнекивается: «Не люблю я этого… Выдумки, обман». После чего автор «Записок» углубился в длинные рассуждения о том, чем должна быть литература: хроникой реальной жизни или отражением мира, созданного фантазией творческой личности. Здесь же Владимир снова вернулся к пьесам «На дне» и «Мещане», вспомнил пару «Лука и Сатин» и рассуждения Татьяны Бессеменовой о том, что в книгах все не так, как в жизни бывает, и пришел к выводу, что вопросы правды и лжи интересовали Горького не меньше, чем самоубийства.

Вторым моментом была сцена на корабле с разоблачениями чужих пороков и поднявшимся из глубин души диким желанием Фомы унизить и уничтожить людей, которых он не понимал и которые не понимали его самого. В конце эпизода Фома, уже связанный и понимающий, что его отвезут в сумасшедший дом, говорит: «Я пропал… знаю! Только – не от вашей силы… а от своей слабости… да! Я пропал – от слепоты… Я увидал много и ослеп… Как сова…» Далее Фома вспоминает, как мальчишкой гонял в овраге сову, которая ничего не видела при солнечном свете и все время обо что-нибудь ударялась, избилась вся и пропала, и тогда отец сказал ему: «Вот так и человек: иной мечется, мечется, изобьется, измучится и бросится куда попало… лишь бы отдохнуть!» Слова отца Фомы Гордеева подчеркнуты волнистой линией.

Этим двум моментам Владимир посвятил по нескольку страниц в своих тетрадях. Более сдержанного анализа удостоились некоторые другие эпизоды, в частности, то место в романе, которое наиболее ярко (по мнению автора «Записок») рисует внутренний диссонанс главного героя, который чувствует в себе кипящее напряженное желание остановить бессмысленную возню людей, сказать какие-то громкие, твердые слова, направить их всех в одну сторону, а не друг против друга. Желание-то есть, а вот ни огня, ни нужных слов не находилось, было только желание, понятное ему, но невыполнимое. И если люди, которым он попытается сказать, что так жить нельзя, спросят его: «А как надо жить?» – ответить ему будет нечего. «Он прекрасно понимал, что после такого вопроса ему пришлось бы слететь с высоты кувырком, туда, под ноги к людям, к жернову. И смехом проводили бы его гибель». И здесь же выписана цитата, подчеркнутая тремя линиями: «Желание свободы все росло и крепло в нем. Но вырваться из пут своего богатства он не мог».

Одним словом, ничего нового. Тоска от непонимания, смутные желания, которые непонятно как реализовывать, яростное стремление вырваться. «Изобьется, измучится и бросится куда попало». В случае с Володей Лагутиным – в тюрьму, в смерть, в пьянство.

Молодежь в ходе обсуждения романа ничем меня не удивила, да и немудрено: если автор «Записок» во всех произведениях Горького видел одно и то же, то почему другие читатели должны видеть разное? Да, каждый из них замечал что-то свое, но от произведения к произведению это «свое» оставалось более или менее стабильным. Да это и понятно, ведь участники квеста на протяжении двух недель находились приблизительно в одном и том же состоянии, в их жизнях мало что происходило такого, что могло бы повлиять на переоценку имеющегося опыта. Исключением оказалась, пожалуй, только Марина, ухитрившаяся влюбиться в нашего доктора и начавшая поэтому фиксировать внимание не на вопросах замужества, а на любви. В данном случае ее заинтересовала история любви Фомы к аристократке Медынской.

Больше в «Записках» изучать было нечего. Но оставался еще один оставленный Владимиром текст, имеющий довольно странное название «Роман-перенос». Это было нечто вроде синопсиса, очень сырого и непроработанного, с множеством помещенных в скобки уточнений, вариантов и вопросов.

РОМАН-ПЕРЕНОС

Виктор Добрынин, молодой врач, возвращается в Москву после трехлетней работы по распределению где-то в сельской местности. Его мать изо всех сил хочет выгодно пристроить сына и ищет ему работу в престижном месте и подходящую партию для женитьбы. Сам Виктор жениться не против, потому что после трех лет неустроенности хочет устойчивого уютного быта. При этом он ненавидит свою мать и не хочет жить с ней, поэтому перед ним стоит задача уйти. (Прикинуть, какие жилищные условия и почему невозможно нормально разменяться. Например, у них однокомнатная квартира… Хотя мать должна быть при должности. Значит, не меньше «двушки». Или «двушка» такой уродской планировки, что ее никак не разменять на две однокомнатные без доплаты, а на доплату не хватает денег. Либо мать категорически против размена, ей нравится район, близко от места работы, не хочет переезжать в коммуналку… Подумать.)

Начинает встречаться с Юлией, матери девушка нравится, семья устраивает: мама врач, отец – инженер на крупном заводе, сама Юлия тоже недавно окончила мединститут (или скоро оканчивает, подумать). Но семья Юлии подает документы на выезд. Мать Виктора развивает активность по поиску другой невесты. Виктор врет матери, что порвал с Юлей и больше с ней не встречается, на самом деле встречается. Семья Юлии получает отказ. Виктор делает Юле предложение и собирается уехать вместе с ней. Они зарегистрируют брак, и когда через какое-то время можно будет снова подавать документы на выезд, он тоже подаст. Юлия согласна. Виктор и Юлия тайком от матери Виктора подают заявление в ЗАГС, регистрация брака назначена через три месяца. Внезапно родителей Юлии вызывают в КГБ и говорят: если вы подадите документы прямо сегодня-завтра, то вам быстро дадут разрешение и не заставят выплачивать компенсацию за полученное вами высшее образование; если сейчас не подадите, то будете сидеть в отказе долгие годы, вас все равно не выпустят, вам выставят счет за два медицинских образования и одно инженерно-техническое, вы никогда в жизни столько денег не соберете. Вопрос о компенсации за получение бесплатного образования для них очень существенный: эта норма принята недавно, ставки компенсации чрезвычайно высокие (самые высокие – за медицинские и инженерно-физические вузы, каждая сопоставима со стоимостью автомобиля), и в среде тех, кто собирается эмигрировать, постоянно ходят разговоры о том, что размеры выплат могут повысить. Но эти выплаты назначают не всем подряд, а «по усмотрению», и когда в КГБ говорят, что с них денег не возьмут, это играет решающую роль. Они рассчитывают, что «быстро» – это несколько недель, подают документы, но разрешение получают через пару дней с предписанием: покинуть пределы СССР в течение трех суток. Юлия и Виктор не успевают пожениться, Юлия уезжает. Виктор страдает.