Книга Разведка боем - Андрей Воронин

Глава 36

Микроавтобус с занавешенными окнами мчал по ночному шоссе к одному из небольших подмосковных аэродромов. За рулем сидел человек в шапке с козырьком, надвинутой на самые брови. Правда, растительность на предназначенном для бровей месте у него отсутствовала напрочь, но козырек не мешал опознать личность по уродливой прорези рта и приблизительно вылепленному носу.

Забрызганный грязью пикап-"ауди" обогнал фургончик с ярко-красной надписью «Coca-cola» на боку и увеличенным изображением бутылки.

Ушел вперед, но не стал слишком далеко отрываться. В «ауди» ехали трое. Пассажир на переднем сиденье спросил по-чеченски у водителя:

– Зачем он сел за руль? Самая приметная рожа из всех.

– Больше не хотят чужих. Один такой чужак их чуть не привез.

Пассажир, не оборачиваясь, просунул руку между спинками кресел и легонько толкнул другого – тот полулежал на заднем сиденье, чтобы не светить свою голову в наушниках. В зеркальце было видно, как «слухач» кивнул и знаком попросил не дергать его, не отвлекать лишними вопросами.

Минут пять прошло в молчании. Потом он сам снял наушники и коротко бросил:

– Все там.

– О чем болтают?

– О том о сем. Ничего интересного. По-моему, они хорошо приняли перед отъездом.

– Тем лучше. Как думаешь, Валид, почему урод сел за руль?

– Этот шакал Бубнов только что доставал всех насчет своей печени. В больнице все проходили обследование. У них с уродом нашли болезнь печени.

– Значит, урод сел за руль как самый трезвый. Все равно непонятно, почему не фээсбэшник их везет.

– Я с самого начала говорил, что поедут сами, – вмешался водитель. – Они ведь поняли, кто их сдавал раз за разом, кто рассчитывал на них заработать. И больше не хотят связываться с прикрытием.

Человек по имени Валид снова надел наушники и, морща переносицу, прислушался к разговору в фургончике. Здесь, в пикапе, беседа продолжалась без него.

– Не боятся?

– А чего бояться? Чужака больше нет, некому теперь их закладывать. Все, кто хотел взять их на складах, мертвы.

– Теперь пришел наш день, йаум аз-зулла.

– Ты знаешь по-арабски?

– Я знаю Коран. Там написано о дне покрова, о каре, которая настигнет неверных. Они смеялись и предлагали Шуайбу вызвать обещанную кару.

«Давай, спусти на нас кусок неба», – говорили они. И тут пришло повеление Аллаха, все было кончено в один миг.

– Мохаммед расул Аллах, – водитель оторвал обе руки от руля и провел ладонями по лицу сверху вниз.

Он не спешил, движение получилось плавным и торжественным. Но даже на этом участке шоссе, где стало больше выбоин, машина не уклонилась от курса, как бы подтверждая силу божественного слова.

– Думаешь, их просветили, что за отдых будет на Черном море? Они бы скорей согласились сесть в тюрьму, чем туда поехать. Какой-нибудь начальник в ФСБ сказал, что они все герои и заслужили отдых. Выписали всем материальную помощь, оплатили два номера в гостинице среднего пошиба.

– Фантазия у тебя, – усмехнувшись, покачал головой пассажир на переднем сиденье.

– Жалко, они добраться не успеют. Я бы тебе доказал.

– Я думал, урод у них самый отмороженный.

А он, шакал, печень бережет, сто лет еще прожить надеется.

Время от времени собеседники вставляли в разговор русские выражения. Вот и теперь слова «фантазия» и «отмороженный» запросто вплелись в гортанную речь.

– Потом сравним их печени – его и кладовщика, – продолжил пассажир.

– Никого нам не оставят, не надейся. Всех повезут на Верховную Шуру, чтобы знамя доблести эмира вознеслось еще выше.

Разговор вполне отражал удивительное свойство восточной речи мгновенно переходить от тона трезвого и даже циничного к выражениям цветистым и выспренным. В наушниках у «слухача» звучало совсем другое…

– Прогноз погоды слушал? Сколько там градусов? – спросил Тарасов.

– Двадцать два, – ответил Витек.

– Слабовато. Водичка уже не парное молоко.

– Чепуха, – послышался голос сержанта спецназа. – Она сейчас теплее воздуха. Воздух быстро греется и быстро остывает. А море – оно, блин.., у него инерции больше. Весной раскочегарить тяжело, зато в бархатный сезон температура дольше держится.

Тарасов рыгнул в знак того, что снимает все вопросы.

– На бабки, конечно, поскупились, – пробормотал Бубнов после долгой паузы. – Или на выпивку хватит или на девочек.

– Если хватит на выпивку, девки сами прибегут.

– Тоже верно.

Говорили вяло, с ленцой, растягивали слова, как это бывает, когда хмельное возбуждение переходит в сонливость.

– Постучи там Николаичу: долго еще?

– Будет он тебе останавливать и вылезать с объяснениями. Стукнет тоже в ответ – понимай как хочешь.

– Вот жлоб: постучать жалко. Если б я у той стенки сидел, я бы к тебе не обращался.

Все кроме Семена снова собрались вместе. Вот Жора Бубнов с красноватыми белками вытаращенных глаз, вот рябой Леша Самойленко поправляет свой черный платок. Ильяс сидит на отшибе, шевелит ноздрями, как породистый кабардинский скакун. Майор Воскобойников о чем-то задумался, вперившись в пустоту. Витек нервничает и шмыгает курносым носом в ожидании высадки в аэропорту.

Голоса оживляли тесное пространство, заполняли кузов фургончика, где Сиверов сидел в одиночестве, держа на коленях два короткоствольных автомата. Ему не нужно было даже закрывать глаза, чтобы различить тех, с кем он прожил бок о бок последний месяц.

Магнитофонная запись продолжала звучать:

– Я одно не пойму, как они нам пушки оставили, – удивлялся Бубен. – Не боятся, что кто-нибудь возьмет и отмочит на курорте номер?

– Чего им бояться? Если до сих пор не отмочили, значит и теперь голова на плечах останется, – уверенно заявил Самойленко.

– А я считаю, при посадке отберут, – нервно высказался Витек. – В салон не дадут пронести.

Это Сиверов потребовал «оставить» команде по крайней мере пистолеты. Фээсбэшники хотели записать на пленку пару фраз о том, что изгои остались безоружными. «Перебор, – стал спорить Глеб. – Нельзя слишком облегчать противнику задачу, это вызовет недоверие». И настоял на своем.

– Это ж тебе не аэробус – махонький «ЯК», – ответил спецназовец. – Может, там никого кроме нас и не будет в салоне.

– С пересадкой, значит, полетим. Возят, блин, как прокаженных. Может, и там, на море, отгородят загон железной сеткой и скажут: вот вам, резвитесь.