Книга Леонхард фон Линдендорф. Барон - Юрий Корнеев

Выстрелы услышали через час, едва тронувшись в путь после остановки на обед. Я бы и не останавливался, но лошадей все равно надо поить-кормить. Заодно и сами поели. Услышав выстрелы, я остановил колонну, а сам помчался вперед. Только мы четверо были верхом, так что нам и разведкой заниматься.

Обогнув небольшой пригорок, увидели наконец и швейцарцев и наших. Обе швейцарские баталии шли вдоль дороги в сторону Этингера. Одна параллельно другой, с небольшим отставанием. А на них налетали аж четыре отряда кирасир. Подскочат метров на тридцать-сорок, выстрелят сразу с двух рук и тут же разворачиваются и удирают метров на триста. Там не спеша перезаряжаются и снова мчатся к баталии. В них тоже стреляли из арбалетов и, похоже, попадали – кирасир было как минимум на четверть меньше, чем раньше. Но было видно, что швейцарцы этот бой проигрывают. Если так будет продолжаться и дальше, то рано или поздно кирасиры перебьют всех. Хоть и самих едва треть останется. Однако есть одно «но». У каждого кирасира было по двадцать зарядов к пистолетам. Если применить простую арифметику, то это четыре тысячи выстрелов всей командой. Можно было перестрелять всех швейцарцев, и не по разу. Но мазали кирасиры нещадно. Я сам это прекрасно видел. После залпа с двух рук одного из отрядов упали только четыре швиса. Были, наверное, и раненые, и их увели в глубь баталии, но все равно, меткость – вообще никакая. Восемьдесят выстрелов – и только четверо убитых. А ведь бой идет таким макаром уже второй день, и кирасиры, похоже, расстреливают последние патроны. А потом что? Последняя атака с палашами наголо? Эх, Курт, Курт… Да и я тоже хорош. Мог бы сообразить и заставить их взять хотя бы двойной боекомплект. Хорошо, что мы вовремя подошли, а то потерял бы я своих кирасир.

Мы вернулись к полкам и двинулись дальше, только пригорок этот стали обходить с другой стороны. Оттуда до баталий будет как раз метров семьсот. Для шрапнели – самое то. Выскочив из-за пригорка, пушкари сразу стали разворачивать пушки. Пороховой заряд уже был в стволе, осталось только определить расстояние, воткнуть в бомбу определенную трубку и закатить бомбу в ствол. Так и пошло, как конвейер. Выскакивает упряжка, останавливается, распрягается. Пушка разворачивается и наводится. Рядом останавливается следующая упряжка – и так дальше. Кирасиры увидели нас и бросились от баталий подальше. Пушки открыли огонь побатарейно. Как только батарея была готова к открытию огня, она его и открывала. Баталии стали таять на глазах. Шрапнель – это, конечно, совсем не картечь, в лучшем случае пятая часть шариков летела в нужную сторону с достаточной скоростью, чтобы поразить даже бездоспешного человека. Но таких вот мелких шариков было много, очень много. И если один шарик редко когда мог поразить насмерть, то несколько – наверняка. Да и раненый боец уже не боец.

Швейцарцы остановились. Что делать дальше, они не могли понять. Идти к нам – далеко. Разбегаться? Так кирасиры всех порубят. Да и не привыкли они разбегаться. Так и стояли. Потом все-таки двинулись на нас. Я решил прекратить расходовать шрапнельные бомбы и велел заряжать картечью. Баталии двигались не спеша. Триста метров они прошли минут за пятнадцать. Они уменьшились числом почти на треть, но все равно представляли грозную силу. Очень грозную. Даже какое-то уважение вызывали. И если бы они не сотворили с моим городом то, что сотворили, я, быть может, их бы и отпустил. Но теперь им пощады не будет. А я еще и в их города наведаюсь, дай срок. Вот разберусь здесь со всеми делами – и обязательно наведаюсь. Такое спускать я не намерен.

Когда вторая баталия приблизилась метров на четыреста – первая-то была к нам ближе и уже подошла метров на двести пятьдесят, – я приказал открыть огонь. Пушки палили опять побатарейно. Последние били уже по грудам искромсанного мяса. Мушкетеры даже ни одного выстрела не сделали.

– Мушкетеры, вперед.

Вот и все. Кончились швейцарцы. Но напакостить они успели, сволочи. А главная сволочь – Маргарита. Она ведь прекрасно знала, что́ эти дикари сделают с горожанами и крестьянами. И ведь рассчитала все так, чтобы они всех моих людей вырезали. Ведь любой другой на моем месте так и просидел бы в укреплениях. Пока ему не предложили бы мир – на их условиях, конечно. А вот людей бы всех потерял. Но кого волнуют какие-то простолюдины… Но у меня оказалась шрапнель. Да даже если бы ее не было, все равно бы что-нибудь придумал. Потерял бы половину армии, может быть – и всю, но закончилось бы все для них так же. Ничего, потом бы с гарнизонов людей поснимал, но армию бы восстановил. И пришел бы к ним. И сейчас приду. А начну, пожалуй, с Хагена. Все равно рядышком. Ведь именно оттуда швейцарцы пришли. Вот горожане теперь мне и ответят за то, что их пропустили.

Мушкетеры подошли к бывшим баталиям и остановились, не решаясь вступать внутрь. Я подъехал к крайней. Да, колоть кого-то здесь проблематично. Просто груда изуродованных тел. Остаться живым тут было невозможно.

Подскакал Курт. Грязный, с красными глазами.

– Спасибо, ваше сиятельство. Еще немного – и заряды бы кончились.

– И что бы делал?

– Послал бы один взвод за зарядами, а сам кружил вокруг них.

– Ну что ж, правильное решение. А вот то, что сразу не взял двойной боекомплект, – плохо. Ведь знал же, что действовать придется в отрыве от основных сил.

– Виноват, ваше сиятельство, не сообразил. Очень уж хотелось быстрее нагнать этих лихоимцев.

– Ладно, в следующий раз умнее будешь. Есть здесь недалеко какая деревня?

– Есть, ваше сиятельство. В полутора растах.

Ага, это около семи километров. Туда за полчаса доскачут, а обратно крестьяне будут часа три тащиться. Пока соберутся, пока запрягут… Придется вставать лагерем здесь до завтра.

– Пошли десяток кирасир в деревню. Пусть дадут старосте пять гульденов. Чтобы все это закопал. И что найдут на этих уродах – тоже их будет.

– Ваше сиятельство, они ж город ограбили… У них ценностей должно быть полно.

– Все самое ценное – в центре баталии, рядом с командиром. Пошли кого-нибудь поискать. А остальное пусть уж крестьяне заберут. Им ведь в этом дерьме копаться.

Приказал мушкетерам возвращаться и сам тоже направился к пушкам. Артиллеристы уже вовсю драили орудия. Неподалеку виднелась рощица. Приказал всем перебазироваться туда, только оставить у каждой баталии по десятку мушкетеров, чтобы падальщиков отгоняли. Ну и на случай, если вдруг кто из швисов очухается. Ведь, может, кто и лежит под грудой тел просто контуженый или раненый. Не хватало еще, чтобы такой ухарь крестьянина из похоронной команды чем-нибудь пырнул.

В рощице, под каким-то раскидистым деревом, приказал постелить свою походную попону и завалился спать. Попона у меня была знатная. Толстая, набитая ватой и прошитая так, что вата в комки не собиралась. Коня ею, конечно, не покрывали, хотя это и была настоящая попона. Просто я решил, что раз уж мне приходится постоянно спать под открытым небом, то надо иметь хоть что-то приличное для сна. На воняющей конским потом тоже можно спать, особенно если очень хочется, но все же лучше спать на чистенькой. Граф я или не граф? Другие вон с собой шатры таскают, да еще и со слугами и шлюхами, а я – всего лишь попону. Зато спать на ней было одно удовольствие. Что я и сделал.