Книга Братья Старостины - Георгий Морозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В памяти Владимира Артамонова сохранились подробности их общения на футбольную тему:
«Про одного известного футболиста, о котором я упомянул, он сказал, что тот — примитивный, почти бездарный игрок, единственное, что у него есть, — это быстрый бег, что для футболиста явно недостаточно. Так сказал специалист своего дела. Мне же казалось, что названный мною игрок — классный. Поэтому, отметил я про себя, всегда нужно прислушиваться к мнению опытных специалистов. Они более объективны и более точны.
Или такой случай. Мы выпускали переводную книгу о Пеле, я был ее редактором. Решив сделать ее более интересной для читателя, я наметил включить в нее еще ряд фотографий с изображением Пеле и других бразильцев из той знаменитой сборной. Я позвонил и Алексею Хомичу, знаменитому в прошлом вратарю, впоследствии переквалифицировавшемуся в фотокора, и старейшему фотомастеру Виктору Тюккелю, и опытному спортивному фоторепортеру Виктору Шандрину. Все они принесли мне свои снимки, в том числе и Хомич. На двух фотографиях были изображены игроки сборной Бразилии. На одной из них — сборная перед решающей встречей на чемпионате мира 1970 года в Мексике, на другой — сборная перед товарищеским матчем с нашей командой в 1965 году в Москве. Но фотографы не могли определить всех игроков, изображенных на этих снимках. Ясно было: вот — Пеле, вот Сантос… А дальше уже путались. Кого позвать, чтобы сделать точные подписи под фотографиями и не ошибиться? Позвонил разным знатокам футбольного дела, кто-то из них пришел, но картина до конца не прояснилась. Даже обращался к Андрею Петровичу Старостину, он и то не всех игроков, изображенных на фотографии, точно определил. Тогда мне посоветовали обратиться к Николаю Петровичу. Объяснил ему суть дела, он согласился помочь. Не считаясь со временем, запросто приехал к нам. Мы сразу сели за стол, и он последовательно назвал фамилии бразильцев на обоих снимках. Николай Петрович был очень серьезным и деловым человеком, но в то же время доступным, без всякого рисунка. По тому, как он откликнулся на мою просьбу, можно было понять, что для него самым святым делом был футбол, которому он и отдал всю свою долгую жизнь».
Так что в игроках Старостин разбирался досконально, но вот построение командной игры требовало, если так можно выразиться, объемности взгляда, а это качество присуще далеко не всем, кто играл в футбол профессионально. Видимо, Николай Петрович и сам понимал это. Он не испытывал тяги к практической тренерской работе. В то же время в 1954–1959 годах являлся членом Всесоюзного тренерского совета. Одновременно, а также в 1972–1976 годах входил в Московский тренерский совет.
Вторая отставка с поста начальника команды пришлась на 1976 год. Новая запись в трудовой книжке оказалась чуть иной, чем в шестидесятые: «Старший инструктор по футболу МГС ДСО „Спартак“». Была мысль даже уйти в хоккейную дружину, помогать тренеру Николаю Карпову. И тут постановлением президиума МГС ДСО «Спартак» от 12 января Старостин был утвержден председателем оргбюро по созданию клуба болельщиков. К этому поручению Николай Петрович относился добросовестно, составлял списки активистов, написал устав. Сохранился экземпляр этого документа с подколотой запиской автора: «„Выхолощенный“ только что составленный „Устав клуба болельщиков“ при содействии т. Колычева В. А. Сделано это по указанию сектора ЦК КПСС (т. Середа)».
Уход из команды не был вызван чисто спортивными результатами — в конце концов, за них в первую очередь отвечал старший тренер. Зато другие вещи находились непосредственно в зоне ответственности начальника команды. А в конце 1975-го произошло вот что. Красно-белые играли в Кубке УЕФА против итальянского «Милана», и по возвращении в СССР у группы футболистов таможенники обнаружили большую партию мохера. Естественно, к уголовной ответственности никого не привлекли, нитки это не валюта. Но инцидент сопровождался административными санкциями.
Юным читателям, вероятно, нужно объяснить, что права советских граждан при выездах за рубеж были весьма ограниченными. При командировках в капиталистические страны спортсменам требовалось проходить собеседования в различных инстанциях, а в обязанности Николая Петровича как начальника команды входило составление на них характеристик. Таким образом, за молодых людей он, безусловно, нес ответственность.
Однако надо понимать, что о торговых операциях, проводимых игроками, Старостин знал и им не препятствовал. «Спартак» был не самым богатым клубом в советском футболе и не производил доплаты подобно тем, которые практиковались, например, в донецком «Шахтере»: там члены команды приписывались к определенным горняцким предприятиям и получали намного больше, чем по основной ставке. Зато москвичи чаще выезжали за рубеж; тем самым им предоставлялась полулегальная возможность сделать «бизнес» на дефиците.
И в этот период, и в будущем Николай Петрович нередко при жеребьевке еврокубков специально соглашался на то, чтобы красно-белые проводили первый матч дома, а второй — в гостях. Со спортивной точки зрения это считалось не очень выгодно, но зато — в силу какого-то параграфа — можно было выдавать ребятам суммы не в рублях, а в валюте.
Сам Старостин тоже возвращался из командировок не с пустым чемоданом, но ни о какой фарцовке не могло быть и речи: просто хотелось порадовать многочисленных родственников подарками. Александр Бубнов так и говорил: «Ни разу Дед не купил ничего для себя — всё для детей, внуков, племянников». При этом сумма расходов у него так же зависела от премиальных, как и у футболистов. Рассказывали, что, когда «Спартак» на каком-то турнире что-то недозаработал, начальник команды решительно прошелся ручкой по длинному списку: «Так, кожаная куртка — минус…»
Подтвердила слова Бубнова и Елена Николаевна:
«Детей он всегда любил, по крайней мере, внукам старался дать то, что не смог дать нам, когда мы были маленькими. Особенно это проявлялось во время зарубежных поездок, откуда обязательно он всем привозил подарки».
Возвращаясь к делам футбольным, скажем о том, что команда пыталась отстоять Старостина. Евгений Ловчев поведал:
«Перед началом сезона, когда его убрали, я водил команду на прием к секретарю ВЦСПС Владимиру Богатикову, чтобы Николая Петровича оставили. Нам ответили: „Вы в конце года сами нас благодарить будете, что дали дорогу молодым тренерам…“ В знак протеста я предложил команде написать заявления об уходе. Все вроде согласились, а реально в горсовет „Спартака“ поступило только два заявления — мое и Миши Булгакова».
Но в конце 1976 года произошло невероятное: «Спартак» опустился из высшей в первую лигу. У болельщиков существовала надежда, что именитую команду оставят в «вышке», ведь поступили же так спортивные власти с ленинградским «Зенитом», приурочив «амнистию» к пятидесятилетию Великой Октябрьской социалистической революции. Однако братья Старостины воспротивились подачке, считая, что реабилитироваться надо на поле, а не в кабинетных играх. Тем удивительнее через много лет после этого события прозвучали в «Известиях» слова «очевидца» о том, будто в студии программы «Время» представители славного клана просили пересмотреть спортивные результаты чемпионата «за былые заслуги». По свидетельству проводившего мини-расследование Льва Филатова, в футбольном мире не нашлось никого, кто подтвердил бы подобную сцену.