Книга Чейзер. Крутой вираж - Вероника Мелан

И да, на двадцать четыре часа она расслабится, позволит себе быть свободной и беззаботной, она выбросит прочь чувство вины и не будет думать о том, что произойдет позже, – вот не будет она думать об этом, честное слово, не будет, и всё! А будет впитывать присутствие Мака, будет радоваться каждой его улыбке, окутает его нежностью, будет ласковее солнышка, будет окружать его любовью, как во сне.

Ее подарок. Ее самой себе прощальный (за это слово она едва не стукнула себя по голове) подарок.

Отставив тарелку в сторону, Лайза несколько секунд колебалась, затем протянула руку к телефону.

Разговор вышел коротким и содержательным:

– Готова встретиться?

– Готова.

– Когда и где?

– У тебя дома. Я приеду вечером, и мне нужно, чтобы ты был свободен ровно сутки.

– Сутки?

Тишина. Обдумывание. За короткую паузу она успела вновь распереживаться и накрутить себя.

– У тебя нет времени?

– Для тебя – есть, – усмешка. – Для тебя я найду и больше.

Наверное, ему предстоит отодвинуть какие-то дела; от сердца тут же откололся наросший лед.

– Приезжай, я буду ждать.

– Приеду. Вечером.

– Все, до встречи.

Короткие гудки отбоя.

Как ни странно, но в этот день ей удалось переделать все запланированные дела: встретиться с отделочной бригадой, передать им инструкции и указания, отыскать Лию Валонски и поговорить с ней (успешно), докупить в холодильник продуктов, убраться в квартире и даже отдохнуть после.

И все это время Лайза ощущала себя как в угаре, пьяной без вина – чувствовала приближение нового дня так тонко, как узники, чья казнь назначена на утро, чувствуют приближение рассвета.

То будет еще один переломный день в ее жизни, то будет очередная точка поворота судьбы.

Она вздохнула. И когда уже начнется спокойная размеренная жизнь, в которой не нужно будет бояться слова «завтра»?

Наверное, не скоро.

Когда часы показали начало восьмого, она принялась собираться.

Позже тем же вечером она лежала в постели рядом с Маком, утомленная бесконечно нежным занятием любовью – она попросила его быть нежным, и он был, – касалась теплого мужского плеча пальцами и гнала мысли прочь.

Двумя часами ранее он встретил ее в собственной прихожей поцелуем, ни о чем не стал спрашивать, молча отозвался на немую просьбу о ласке, прежде чем начал раздевать, долго и внимательно смотрел в глаза.

– Все хорошо?

Ее внутренний раздрай он чувствовал кожей, беспокоился.

– Хорошо. Просто будь со мной.

– Я есть.

– И люби меня, ладно? Люби, как будто я… твоя.

Вместо ответа он любил ее. Сначала в гостиной на диване, затем в ванной с теплой водой долго держал в объятьях, нежно мыл, ласкал, уткнувшись носом в мокрую макушку, просто был рядом. Наверное, ему хотелось спросить, что происходит, почему она такая напряженная, что именно гнетет ее, но вопросов Мак задавать не стал – знал, они еще поговорят. Вместо этого он пытался помочь ей расслабиться.

И теперь, закрыв глаза, прижимал ее голову к своей груди, гладил по волосам, не отпускал от себя.

А она, чувствуя, как тикают часы, смотрела сухими глазами на его ключицу – на тот ровный участок кожи, на котором не было Печати, такой же, как на ее плече, – и силилась ни о чем не думать.

* * *

Следующий день и вовсе запомнился Маку странным, необычным – будто и не своим днем вовсе, а моментом, прожитым из чужой жизни. И помнились ему не столько череда событий, сколько эмоции, разные эмоции – свои, чужие, их общие.

Утром он готовил завтрак для двоих – жарил бекон, сосиски и, одетый по просьбе Лайзы в фартук, разбивал в сковороду яйца. Сама же Лайза, расположившись перед приготовленной и пустой тарелкой, удобно устроилась на высоком стуле за столом, болтала ногами, смеялась и рассказывала ему о том, что они пойдут в супермаркет, выберут ему новые духи (она знает какие); радовалась, что они ему понравятся.

Какие духи? Зачем ему духи?

Вслух он протестовать не стал.

Ее глаза блестели и светились, но Маку постоянно виделось другое – что в них появилась заслонка. Внешне взгляд кажется радостным, а глубже словно кто-то поставил зеркальную непреодолимую преграду, и внутрь не проберешься, сколько ни пытайся.

Он и не пытался – он не Халк, – просто ждал. Наступит вечер, тогда многое станет понятно. Мак лишь надеялся, что в подобном странном состоянии Лайза выдержит до вечера, не сорвется.

Удивительно, но духи она действительно выбрала хорошие – они ему понравились. Безошибочно определила, куда идти, какой флакон взять, где платить, словно только вчера заходила в тот же отдел и совершала те же самые покупки. Его предложение купить что-нибудь для нее самой она отринула легко и непринужденно: нет, ей ничего не нужно, спасибо. Может быть, потом, потом, когда…

Когда они поговорят.

И, сидя после продолжительного шопинга в кафе, Аллертон продолжал гадать, какую информацию она собирается поведать ему вечером, что это за тайна, от которой ее поведение зависело столь сильно. Читал меню, пил кофе, жевал кусок торта и продолжал ненавязчиво наблюдать за наслаждающейся ягодным пирожным спутницей.

Прогулка по набережной, треплющий рукава ее блузки ветер, ласковый денек – один из последних солнечных, судя по прогнозу погоды, – горячие руки на его шее, мягкие и теплые, подставленные для поцелуя губы.

Лайза улыбалась все шире, а у него все тяжелее становилось на сердце.

Почему всякий раз, когда она отворачивается и смотрит в сторону, ему кажется, что в ее глазах блестят слезы? Что, черт подери, происходит в этом странном и хрупком женском мирке? Не единожды в тот день ему хотелось тряхнуть ее и настоять на разговоре прямо сейчас.

– Все хорошо, Лайза? Что-то происходит, так ведь?

И каждый раз она с тем же зеркальным взглядом увиливала от разговора.

Позже. Все позже.

А позже они поехали на автодром, где она впервые попросилась сесть за руль «Фаэлона».

Аллертон напрягся.

– А ты умеешь?

– Умею? Конечно, ты же меня учил!

Учил? Он не помнил. Однако за руль пустил и через пять минут уже сидел полностью ошарашенный: она не только сумела завести его машину (знала стартовую комбинацию и снятие блокировки), но так же дрифтовала на ней, как на своей собственной.

Черт… Как? Откуда?

Кто и где мог научить ее такому? Он спьяну? Он во сне? Ее тренировал кто-то из Комиссии? Джон бы сказал, ведь он спрашивал.