Книга Слон императора - Тим Северин

Настойчивость и смелость львов вызывали у меня немалую тревогу. На следующий день и через день я видел этих рыжевато-желтых тварей совсем недалеко: они держались вровень с нами. Хищники брели по двое или по трое и даже не думали прятаться. Ну а наши караванщики приняли меры предосторожности. По обе стороны от нашей колонны шли люди с луками и копьями, а на ночлег мы останавливались задолго до темноты, чтобы было время нарубить колючего кустарника и устроить ограду вокруг площадки, куда сгоняли верблюдов. Костры теперь были куда больше, чем прежде, и горели они не в пример ярче всю ночь напролет. И обе ночи мы почти без перерывов слушали рык и кашель львов, которым гиены отвечали маниакальным хохотом и рыданиями.

– Они смеются над нами, – заметил как-то Озрик. Это была уже третья ночь, которую мы проводили в пустыне, и наша маленькая компания устроилась поблизости от одного из костров. Дикие хищники завели свои песни раньше, чем обычно, даже не дожидаясь темноты. В эту ночь в хоре запевали гиены.

– Они смеются не над нами, а надо львами, – возразил Вало. Я напомнил ему о сказанном в бестиарии: там писали о том, что эти звери представляют большую опасность, однако он не выказывал ни малейших признаков страха.

– С чего бы им смеяться надо львами? – полюбопытствовал сарацин.

– Потому что они рассчитывают пристыдить их и заставить действовать.

Озрик искоса глянул на меня. Он всегда старательно следил за своими словами, чтобы не дать Вало основания считать, что над ним посмеиваются.

– Я думал, что львов считают очень смелыми, – сказал мой друг осторожно.

– Гиенам кажется, что львы глупые, потому что они боятся скрипа колес наших повозок, – уверенно заявил сын егеря. Было ясно, что он запомнил то, что я уже несколько месяцев тому назад прочел ему в бестиарии, – что львы боятся скрипа тележных колес и кукареканья белого петуха.

– Но почему же гиены не боятся этих звуков? – спросил Аврам с другой стороны костра.

Его вопрос нисколько не смутил Вало.

– Они очень голодные, а еды у них нет. Вот они и хотят, чтобы львы убили кого-нибудь из нас, чтобы потом, когда мы похороним тело, раскопать могилу и съесть труп, – объяснил ему наш знаток животных.

Его слова перебил хриплый рев, превосходивший силой все, что мы слышали до тех пор, и буквально сотрясший ночной воздух. Он донесся из темноты, оттуда, где стояли выстроенные в ряд три повозки, составлявшие часть окружавшей наш лагерь баррикады.

– А ты, Зигвульф, как думаешь? Тоже считаешь, что гиены подбадривают львов, чтобы те напали на нас? – поинтересовался раданит, оборотившись ко мне.

– Вполне возможно, – ответил я. – Я каждую ночь вижу, как во тьме, совсем рядом с лагерем, светятся глаза трех-четырех гиен. Они наблюдают за нами и ждут.

– Омерзительные твари, – поддержал меня Озрик. – Не могу даже передать, насколько я буду счастлив, когда мы доберемся до ал-Кулзума.

– Гиены терпеливо крутятся вокруг нас, потому что знают: что-то должно произойти, – негромко сказал Вало.

Я услышал, как Аврам шумно втянул воздух сквозь зубы. Звук этот был подчеркнуто выразительным, и я сразу вспомнил, как он посмеивался над Протисом и его верой в Минотавра.

– Очень может быть, что Вало прав, – возразил я ему. – Возможно, гиены действительно знают будущие события. В бестиарии написано, что в глазу у них есть особый камень. Если взять его под язык, человек сможет прозревать будущее.

– Вкус у него наверняка отвратительный, – заявил драгоман и зевнул во весь рот. – Как бы там ни было, я иду спать.

Он поднялся на ноги и прошествовал к палатке, которую делил с тремя своими спутниками-раданитами. Мы с Озриком и Вало еще немного посидели у костра, и лишь когда сын Вульфарда отправился проведать на ночь белых медведей, удалились в нашу с сарацином палатку.

Мой друг начал снимать свои тяжелые сандалии и вдруг повернулся ко мне:

– Раз «Онейрокритикон» помогает нам толковать сновидения, то почему бы камню из глаза гиены на самом деле не помогать заглядывать в будущее?

Я настолько устал к тому времени, что не смог придумать какого-нибудь толкового ответа. К тому же я, впервые за все наше пребывание в пустыне, понял, что способен отрешиться от раздававшихся в темноте голосов диких зверей, и заснул, как только опустился на тюфяк.

* * *

Меня разбудил короткий возглас:

– Тур сбежал!

Я сел и потянулся к плащу, которым укрывался вместо одеяла. Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть голову и плечи Аврама, заглядывавшего под откидную створку палатки. Я решил, что стоял тот предрассветный час, когда весь мир, кажется, молча ждет наступления нового дня. Тишину нарушало лишь негромкое чавканье и постанывание верблюдов. А вот львиного рыка я не слышал.

– Когда это случилось? – прохрипел я, с трудом шевеля пересохшими растрескавшимися губами.

Увидев, что я проснулся, драгоман понизил голос:

– Да всего ничего времени прошло! Мой человек, охранявший бочку с водой, услышал, как бык выпрыгнул из клетки, и сразу прибежал ко мне, чтобы поднять тревогу.

– Где тур сейчас? – спросил я, скатываясь с тюфяка и поспешно обуваясь. Я даже не встряхнул башмаки, как обычно делал, чтобы убедиться, что ночью туда не забралась какая-нибудь ползучая тварь.

– Стражник говорит, что убежал в пустыню, – развел руками раданит.

– Слава богу, что ему не приспичило направиться в лагерь! – сказал я. Мне не хотелось даже думать о том, что это чудовище могло бы учинить, напав на верблюдов или принявшись гоняться за людьми.

Я выполз из палатки, и мы с Аврамом быстро зашагали туда, где на фоне светлеющего неба с низко висящей серебряной луной вырисовывались три наших повозки. Костры еще горели, но пламя уже затухало – дрова нужно было беречь.

– Охраннику возле бочки показалось, что он где-то с час тому назад видел кого-то возле клеток, но он не уверен, – сообщил драгоман.

– А что говорят стражники каравана?

– Их я еще не спрашивал. Решил прежде всего доложить тебе.

Мы подошли к клетке тура. Ее дверь была полуоткрыта. Лунный свет вполне позволял разглядеть в песке следы, которые оставили огромные копыта выпрыгнувшего из клетки животного. Я вскарабкался на повозку и проверил дверные петли. Они были целы. Дверь всегда запиралась на два крепких деревянных бруска, толще моего запястья, которые вставляли в глубокие гнезда, расположенные на обоих косяках. Сейчас бруски валялись в стороне. Я заглянул в клетку. Там лежала наполовину съеденная куча сена, стояло ведро с водой, а на полу красовалось несколько лепешек вонючего турьего навоза. Тур не вырвался из клетки. Кто-то намеренно выпустил его.

Когда я спрыгнул наземь, возле повозки уже стояли все трое спутников Аврама.

– Как дела с белыми медведями? – спросил я у них.