Книга Употреблено - Дэвид Кроненберг

В итоге видео ее разочаровало. Занимались ли они любовью вчетвером после, закончив сканирование, цель которого оставалась неясной? Вот на что интересно было бы посмотреть. Факт интимной связи Чейз с Эрве и Аростеги подтвердился, это важно, – значит, совершить заманчивое путешествие в Торонто, в гости к Ройфе, необходимо. Стало ясно: диковинная психологическая травма Чейз связана со смертью Селестины Аростеги; оральный аспект, отвращение к французскому языку, нанесение увечий себе самой, поедание собственной плоти – все сходится. Наоми закрыла QuickTime Player и, дважды ударив по трекпаду, открыла папку “Фото”, где оказалось еще две папки: Celestine est morte[36]и Des photos pour M. Vernier[37].

В папке “Смерть Селестины” Наоми обнаружила 147 файлов в формате JPEG и решила сразу же закачать их в Lightroom, чтобы упорядочить и присовокупить к остальным фотографиям, накопившимся в процессе работы. Когда значки отобразились в папке импорта, она увидела, что все фотографии черно-белые и качество их специально ухудшено – они “состарены”, как снимки, сделанные “хипстаматиком”: высококонтрастные, виньетированные, с цифровым зерном, создающим эффект 35-миллиметровой панхроматической пленки Kodak Professional Tri-X для быстрой съемки, которую раньше использовали газетные фоторепортеры и журналисты-документалисты. Встроенная вспышка давала резкий свет, как на сделанных на месте преступления фотографиях знаменитого репортера криминальной хроники сороковых годов Уиджи, работавшего с камерой Speed Graphic и импульсной лампой-вспышкой; Наоми пришло в голову, что придать снимкам некоторое сходство с историческими фотографиями криминальной хроники пытались, чтобы они выглядели столь же подлинными, – теперь, когда загрузка завершилась и Наоми просмотрела их в полноэкранном режиме в “Библиотеке” Lightroom, ей стало очевидно: снимки художественные, постановочные, рассчитанные на определенный эффект, и это смутило ее даже больше, чем само содержание фотографий.

Декорации изменились – действие происходило не в мастерской на антресольном этаже, а в уже знакомой квартире Аростеги – почти такой Наоми и запомнила ее по многочисленным роликам с интервью. Подборка фотографий рассказывала следующее. Селестина мертва, тело ее расчленено – точно как на фотографиях, сделанных полицейскими на месте преступления, – части этого самого тела разбросаны по квартире, туловище лежит на диване. Эрве, Чейз и сам Аростеги – дойдя до общих планов, где мебель и прочие предметы обстановки уже не скрывали их тел, Наоми увидела, что они совершенно голые, – по очереди откусывают кусочки от ее бедер, боков, плеч, живота, однако втроем в кадре не показываются, видимо, функцию фотографа тоже берут на себя по очереди. Кровь капает из их ртов, а также из ранок на теле Селестины в местах укусов, их лица – лица зомби – пусты, но при этом выражают некое первобытное удовольствие и деловитость, как морды животных за едой. Отрезанная голова Селестины – волосы откинуты назад, как на видео, но не расправлены, чтоб видно было зверски вскрытую и выскобленную черепную коробку, – стоит на столике рядом со старым телевизором Loewe, наблюдая за жуткой троицей полузакрытыми глазами (мозги Селестины лежат в кухне, на сушилке – это выясняется позже). Но вот что – по известной одной Наоми причине – шокирует больше всего: в начале действа обе груди Селестины целехоньки, а после того, как каждый из трех ртов прикладывается к левой груди, яростно вгрызаясь в нее, разрывая зубами и пережевывая на камеру, на этом месте остается округлая кровоточащая рана с рваными краями – и никакой мастэктомии, никакого аккуратного шва. Правая грудь, тоже искусанная, однако остается на месте.

Без вести пропавшая грудь. Наоми, как одержимая, изучала тело и лицо Аростеги на каждом фото в надежде увидеть хоть намек на озорную шутку, розыгрыш, театральное представление, перформанс. Хотела, чтоб он как-нибудь послал ей месседж примерно следующего содержания: “Историю с мастэктомией и венгерским хирургом я придумал для тебя. Этого не было. А вот сейчас ты видишь, как происходило дело. Мы, три людоеда, сожрали грудь Селестины”. Но ничего Наоми не увидела, только торжественные лица Чейз, Эрве и Аростеги, будто совершавших некий ритуал. Наблюдая голого Аростеги в таких обстоятельствах, Наоми протрезвела, ощутила эффект отстранения по Брехту: это тело, мощное, полное, монументальное, с покатыми плечами, казалось таким родным, что она почти чувствовала его вес, чувствовала зубы Ари, кусающие ее плечо, но все же он был для нее совсем далеким, совсем чужим. Тело Селестины на видео напомнило Наоми известные фотографии обнаженной Симоны де Бовуар, которую американский фотограф Арт Шей снимал в чикагской квартире, в ванной. У обеих красивые, подтянутые ягодицы, тяжеловатые бедра и чуть дряблая кожа под коленями, тонкая талия, хотя грудь у Селестины полнее, и еще Наоми никогда не видела снимков Бовуар с распущенными волосами (даже в чикагской ванной, сразу после душа, Симона встала на высокие каблуки и собрала волосы в тугой пучок). А может, Наоми и преувеличивала сходство, на самом же деле этих женщин связывало другое – обе соблазняли студентов, что даже в те дополиткорректные времена считалось весьма предосудительным, поэтому Бовуар и ее вечный президент Жан-Поль Сартр заслужили дурную славу. Фотографий обнаженного Сартра, крошечного, похожего на жабу, Наоми никогда не видела.

Разгадать зловещий смысл третьей папки под названием “Фотографии для Вернье” можно было и не открывая ее: вероятно, Аростеги, а может, Эрве и Чейз тоже вступили в сговор с префектом полиции Огюстом Вернье и посылали ему фотографии с места своего преступления – так оно и оказалось. На девяти снимках в формате JPEG, содержавшихся в этой папке (цветных и без коварных хипстаматических эффектов), троица уже исчезла из квартиры, оставив несчастный расчлененный труп Селестины в одиночестве. Наоми проверила видеофайлы и фотографии с места преступления, которые были у нее до этого, и удостоверилась, что только эти девять снимков полиция и пресса и выставляют в качестве доказательств убийства Селестины Аростеги; сами полицейские ничего не фотографировали, и Наоми стало интересно, а обнаружила ли полиция собственно тело, или у нее есть только снимки, сделанные неизвестным преступником или преступниками. Только ли эти снимки и исчезновение Селестины заставили префектуру возбудить дело, или нашлись какие-нибудь материальные улики? Видели ли полицейские фотографии из подборки “Смерть Селестины”? По названию папки для Вернье можно заключить, что нет. Если бы они их видели, то, конечно, взяли бы Эрве и допросили, а может, и попытались бы добиться экстрадиции Чейз Ройфе. Зачем же тогда сделали те фотографии? Не с целью ли шантажа? А кто тогда шантажист?

Наоми думала, как славно было бы устроить беседу с Вернье с глазу на глаз, да еще увязать это с путешествием в Торонто, где она проведет собственное тайное расследование в отношении Чейз Ройфе, и тут ноутбук завибрировал, забулькал скайп – такой звук могла, наверное, издавать какая-нибудь страшная инопланетная рыба. Наоми дернулась от неожиданности вместе с ноутбуком и даже не сразу поняла, что случилось: так далеко она витала. Скайп был включен на всякий случай – вдруг Ари выйдет на связь, но звонил Натан. Наоми навела курсор на зеленую кнопку “Ответить”, ударила по трекпаду и тут же увидела весьма обеспокоенное лицо Натана, сидевшего в спальне в подвальном этаже торонтского дома Ройфе.