Книга Дамы и господа - Людмила Третьякова

— Вас детьми Бог не обидел. Но, подумайте, много ли каждому достанется: что дочерям, что сыновьям… А я, мож­но сказать, горемычная, материнским счастьем обойденная, давно в Машеньке родную дочь чую. Так что ж вы за изверги такие, что не хотите войти в мое положение?..

Вопреки своим правилам, Наталья Кирилловна всплак­нула. А за ней и Васильчиковы. Тогда же ими и было решено уступить родственнице, при условии, что их дочь противиться этому не станет. Маша не стала…

* * *

Между тем великий князь Павел Петрович, узнав, что приятель его детских лет вновь обретается в Петербурге, призвал его к себе, обнял, познакомил со своей молодой женой. Дружба теперь уже взрослых людей вспыхнула с новой силой. Андрей, в свою очередь, ввел в так называемый «малый двор» свою сестру с мужем.

…Великой княгине Наталье Алексеевне было без ма­лого двадцать лет. «Ее физиономия прелестна, черты лица правильные, она ласкова, умна; я ею довольна, а мой сын влюблен», — так отзывалась императрица Екатерина о невесте, привезенной из Германии. Рядом с хорошенькой принцессой Павел словно оттаял и стал мягче обращаться с матерью. Называя Наталью Алексеевну «золотой женщи­ной», венценосная свекровь сразу же после свадьбы писала: «Я обязана великой княгине возвращением мне сына».

Далее вдруг все пошло вкривь и вкось. И Екатерина набрасывает совсем иной портрет «золотой женщины»:

«Великая княгиня постоянно больна, и как же ей не быть больной! Все у этой дамы доведено до крайности: если она гуляет пешком, то двадцать верст, если танцует, то двад­цать контрдансов и столько же менуэтов… Одним словом, середина во всем далека от нас… Долгов у нас вдвое, чем состояния, а едва ли кто в Европе столько получает…»

Это все истинная правда, но главное, неприятное, от­крытие Екатерины: невестка абсолютно холодна к сыну, ею движет лишь мысль о троне, который она рано или поздно унаследует вместе с мужем. Она жалеет Павла: тот, кажется, действительно привязан к этой скверной девчонке. Нет, она не станет нарушать семейное спокойствие сына. Но с той минуты, как перед глазами равнодушной жены предстал граф Разумовский, все окончательно полетело в тартарары. У них оказалось много общих тем для разговоров, которым нет конца. Павел не любитель верховой езды, и это очень кстати — Разумовский и цесаревна часами пропадают в отдаленных поездках верхом. Ей же, при ее обозначившейся беременности, никак нельзя этого делать.

На портрете работы А.Рослина великая княгиня На­талья Алексеевна выглядит очень болезненной, с какой-то безысходностью во взгляде. Это последнее ее изображение в преддвериях мучительной кончины. Бедная женщина уми­рала в родах пять суток. Все это время дворец оглашался душераздирающими криками и стенаниями. Наконец все было кончено…

Несчастный муж был близок к безумию. Он рыдал ча­сами, а когда замолкал, Екатерине делалось еще страшнее: в глазах сына она читала нежелание жить.

Тогда она решила прибегнуть к средству жестокому, но, как ей казалось, единственно спасительному. Приглашенный в ее кабинет сын увидел письма, разложенные на столе. «Это написано твоей покойной супруге. Они лежали в ее туалет­ном столике». Беглого взгляда на строчки было достаточно, чтобы понять: письма эти любовные. Павел узнал почерк своего друга Разумовского.

Успокоившись, через пять месяцев Павел был уже женат на другой.

После открывшихся «обстоятельств» Андрея Разу­мовского сослали в Ревель, а спустя некоторое время ему разрешили жить у отца в Батурине.

…Объяснение Екатерины с некогда облагодетельствован­ной ею фрейлиной было жестким. Императрица дала понять, что у Натальи Кирилловны есть только один способ сохра­нить ее благоволение, а именно отмежеваться от преступного поведения брата и порвать с ним всякие отношения.

Однако у Загряжской то, что Державин называл «удобопреклоняемостью на сторону сильных», вызывало насмешку и отвращение.

Она пропустила пожелание государыни мимо ушей и не только не отступилась от брата, но вела с ним переписку и даже ездила навестить его в ссылку.

Екатерина не была мстительной. Ценя прекрасную образованность Андрея Разумовского, она открыла перед ним дипломатическое поприще, все-таки не пожелав вернуть его в Петербург.

После ее смерти на престол взошел Павел I — бывший приятель сестры и брата Разумовских.

К тому времени он был давно женат, имел уже взрослых детей, но обида юности у нового императора с его прекрасной памятью все же дала о себе знать. Брата Натальи Кирил­ловны он из Европы отозвал и заставил жить в отцовском малороссийском имении Батурине.

* * *

Время шло. Мало-помалу Маша превратилась в пре­лестную собой девицу, и на балах от кавалеров у нее отбоя не было. Наталья же Кирилловна зорко наблюдала, с кем танцует ее приемная дочь: жених у Машеньки, само собой, должен быть первостатейный. Отыскать такого, даже при широких знакомствах Загряжской, представлялось делом нелегким: в каждом претенденте ей виделся какой-нибудь изъян. Да и с воцарением Павла развлечений, где можно было встретить достойную пару, резко поубавилось: опаса­ясь непредсказуемого нрава императора, люди предпочитали не выезжать из дому.

Столица уже привыкла жить в страхе. Боялись не только императора, но и друг друга. Шпионство и доносительство процветало. Ни полицейский, стоявший возле своей будки, ни высшего ранга придворный, ни дама, ненароком одетая в туалет, порицаемый самодержцем, — никто не мог быть уверен, что проснется в своей собственной постели. Отсюда разговоры шепотом, с оглядкой, осторожные жесты, стара­ние слиться с толпой, сделаться незаметным.

…По милости хорошенькой дочери Анны только се­мейство Лопухиных чувствовало себя в абсолютной безо­пасности. Покорив сердце сумасбродного монарха, девушка буквально озолотила свою родню. Все семейство, обретав­шееся в Москве, тотчас же переехало в подаренный Павлом петербургский дворец. На титулы, регалии, должности и деньги новоселам государь не скупился.

Чтобы в обществе не шушукались по поводу его отно­шений с девицей Лопухиной, Павел решил срочно сыскать Анне жениха и под прикрытием ее замужества продолжать свой роман.

Выбор императора пал на тридцатидвухлетнего Виктора Павловича Кочубея, наследника одного из богатейших в империи семейства, облагодетельствованного еще Петром за верность ему. Отменно образованный и даровитый молодой Кочубей делал хорошую дипломатическую карьеру и жил в основном при русских миссиях за границей. В двадцать четыре года он уже был назначен чрезвычайным посланни­ком в Константинополь.

Все это как нельзя более отвечало замыслам императора: муж уезжает в дальние края, а супруга, то бишь любезная Анна, остается в Петербурге при исполнении своих обя­занностей.

Кочубея срочно вызвали в Петербург. Павел велико­душно решил подсластить заготовленный для посланника сюрприз. Не ведавший своей судьбы дипломат неожиданно получил ряд отличий, в частности он был произведен в дей­ствительные тайные советники, а затем, весной 1799 года, возведен в графское достоинство Российской империи. Со смутным чувством беспокойства по поводу всех этих благодеяний ехал Кочубей в Петербург…