Книга Кунцельманн & Кунцельманн - Карл-Йоганн Вальгрен

— Дело в том, что дом мне нужен. Завтра во второй половине дня приезжает моя сестра.

— Слышь, приятель, в контракте большими буквами написано, что на время его действия в доме распоряжаюсь я. К тому же там ещё сказано, что дом должен быть пригоден для съёмок, а когда на прошлой неделе вырубили свет, вряд ли можно считать, что условие выполнено… Ты должен радоваться, что я не потребовал вернуть задаток. Но я добрый. Я закрываю глаза на обесточку. Я закрываю глаза, что мы два дня сидели здесь, как сычи, в темноте, потому что у тебя не хватило ума оплатить счёт за электричество. Я даже не буду требовать с тебя компенсацию, хотя имею на это все права…

За окном почудилось какое-то движение… дверь в сарай приоткрыта… три новые черепицы свалились с крыши, повинуясь законам хаоса, в мощном юридическом поле которых вот уже давно существовал человек по имени Иоаким Кунцельманн. Уж не Сюнессон ли шпионит? Странно, но ему почему-то было всё равно.

— В нашей отрасли людям верить нельзя, — горько поведал Хамрелль, доставая из холодильника банку кока-колы. — Говорят, что приедут — и не появляются. Говорят, что местечко у них — хоть куда, а приезжаешь — даже света нет… и никакой гигиены, девушкам помыться негде. Говорят, у них встаёт в пол секунды, а потом оказывается, и виагра не помогает… — Он громко вздохнул. — Особенно эти новые парни — совершенно ненадёжны. Молодёжь… надумали стать звёздами за одну ночь. Сидят дома и смотрят, как Рокко Зиффреди или Петер Норт[89]тянут красивых девчонок чохом и по одиночке… А у девчонок сиськи новёхонькие, только что из мастерской… Вот они и думают: а мы что, хуже? И мы так можем, никаких проблем! Они мне звонят, присылают фотографии своих здоровенных приборов… А когда предлагаешь им работу, думаешь, они что то могут?

Хамрелль сделал глоток кока-колы и звучно рыгнул.

— Ньет! — воскликнул он почему-то по-русски. — В одном случае из десяти. Они думают: они здесь появятся, поучаствуют в оргиях, а в кулисах будут сидеть девочки и отсасывать им из чистой благотворительности, как в каком-нибудь свингер-клубе… А на самом деле им нужно выпить таблетку, чуть-чуть облегчиться собственными силами, а когда встанет, заняться работой в пяти, ну максимум шести позициях. А что происходит? Как только до них доходит, что девушки относятся к этому делу как к работе, а не к идиотской оргии для собственного удовольствия, их начинает колотить. Ничего похожего, всё не как у Рокко или Питера Норта. Камеры, осветители и девушки со свежим номером «Только что случилось» в ожидании выхода. Некоторые даже начинают плакать. А другие наоборот, мы ещё и камеру не успели установить, а они уже все покончали. Смущаются, просят прощения, но больше у них не встаёт. И отсылаешь их по домам, а в довершение ко всему ещё и поездку надо оплатить. И где же справедливость?

Гигант Хамрелль плюхнулся на стул и достал пачку антиникотиновой жвачки.

— Вчера один такой был, — сказал он и достал сразу две пластинки. — Его сразу начал бить озноб, и мы отослали его домой. А сегодня я звонил одному парню из Сконе, у того-то встаёт по команде… знаешь, артист старой школы — полностью сконцентрирован на своём приборе. Уж он-то, упаси бог, никогда не кончит раньше, чем положено по сценарию. И как ты думаешь, что произошло?

— Откуда мне знать… Виагра кончилась?

— Не-а, — хмуро глянул на него Хамрелль, — он позвонил двадцать минут назад и сообщил, что не приедет! Он, видишь ли, заделался гомо! И теперь если и будет сниматься, то исключительно в гомосексуальных сюжетах! Как тебе это понравится? Стал гомиком за одну ночь!

— Мне такой феномен знаком…

Хамрелль вскочил со стула — неожиданно легко для его телосложения.

— У тебя такой вид, будто тебе нужны деньги.

— Нет… не очень…

— А я прошу позволения напомнить об этих неоплаченных счетах… и вообще обо всех пунктах нашего контракта, прочитай-ка внимательно…

— Дело не в этом…

— Сдаваемая недвижимость должна быть пригодна для съёмки, и особо там оговорено гарантированное электроснабжение, это входит в сумму контракта, в противном случае вся сумма возвращается в «Роллер Коустер фильм», который в настоящую минуту стоит перед тобой.

— Послушай…

— Ты меня не понял. Я всего-навсего хочу, чтобы ты встал перед камерой, голый до пояса, и притворился, что это ты и есть главный ёбарь. Всё остальное сделает Кларенс. Ты будешь дублёром — от пояса и выше. Нам нужна новая физиономия… придать немного правдоподобия, что ли… Ничего сложного тут нет, я тебе всё подскажу… мне же всё видно на мониторе.

— Как я уже сказал, моя сестра…

— О’кей, о’кей, проблему понял. Давай сделаем так: ты оказываешь услугу мне, я оказываю услугу тебе. Как только выполнишь мою просьбу, мы пакуем наше барахло и уезжаем. Самое позднее завтра утром дом опять твой… Нам не хватает сносного финала. И чем быстрей мы это сделаем, тем быстрее умотаем, и ты получишь назад свою хибару.

Через двенадцать часов ничто не напоминало о событиях, разыгравшихся в кунцельманновском доме этим ноябрьским утром в середине первого десятилетия двадцать первого века. Все комнаты были вымыты и проветрены, исчезли камеры, прожектора и чемоданы с эротическими игрушками. После неожиданного соглашения с Кунцельманном-младшим Хамрелль уехал, уехала и диссидентка Кайза, и все остальные.

Когда утром Иоаким убирал лестницу, воспоминание о его соседе Сюнессоне, свалившемся накануне вместе с этой лестницей с четырёхметровой высоты и сломавшем ногу, уже успело поблёкнуть. Осталось только эхо его страдальческого голоса, взывающего о помощи, и ещё след колёс «скорой помощи», похожий на примитивную наскальную живопись. И так же смутно вспоминал он сцены моральной катастрофы в мансарде, отпечатавшиеся, как моментальные снимки, в его ненадёжном мозгу… В этих сценах он, увидевший самого себя в гигантском позолоченном зеркале кинокомпании «Роллер Коустер фильм», играл главную роль.

Комичен был и отбор этих кадров, инкапсулированных в запрятанной где-то в лимбусе эпизодической памяти. Комичны были и позы, которые он принимал, не участвуя собственно в играх. Комичны были гримасы, которые огромный Хамрелль просил его примерить, — гримасы, долженствующие представлять момент истины: «Выпяти подбородок, Йонни, выпяти подбородок! Потребители любят, когда мужики при оргазме выпячивают подбородок, есть статистика… это как бы придаёт им звериный колорит».

Да что там говорить, курьёзна была сама его роль дублёра профессионала Кларенса, а самое странное, конечно, — находиться в змеином клубке голых тел без всяких намерений во всём этом поучаствовать, смотреть, не трогая, или вдруг прекратить творческий процесс по той причине, что Тильде надо выйти пописать… Была в этом, конечно, и неприятная сторона — не попадут ли эти кадры на глаза знакомым? Хотя Хамрелль и уверял, что фильмы будут сразу продублированы на немецкий и поступят в продажу исключительно в Австрии и Германии и что он лично проследит, чтобы крупные планы кунцельманновского торса и физиономии, сросшихся с половыми роскошествами Кларенса, никогда не попали в руки посторонних.