Книга Кратос - Наталья Точильникова

Он молчит.

– Леонид Аркадьевич!

– Евгений Львович, а казнят здесь же, на этом же столе?

Слава богу! Вроде в порядке, я вытираю пот тыльной стороной кисти.

– Делают эвтаназии, – поправил я. – Последняя была тридцать пять лет назад. И вообще не здесь. Девять лет назад в соседнем здании собирались подвергнуть этому Анри Вальдо. Уже подготовили установку. Но мы его отстояли, в последний момент пришла отсрочка. Установка такая же, вы правы. Только эта совершеннее.

Я вырубаю прибор. Хватит на сегодня. Может быть, мне и послышался этот странный шум, но лучше все проверить. Отключаю крепеж браслетов.

– Вставайте!

Я помогаю ему встать, повторяю свой вопрос:

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Насколько вообще хорошо можно себя чувствовать после этой процедуры.

– Пойдемте!

– Я должен извиниться, – говорит он. – Я был не прав, простите.

Это действие биопрограммера. Девяносто процентов наших пациентов начинают каяться и просить прощения, но верить этому стоит не больше, чем признаниям в любви во время оргазма. Глубокая перестройка личности за две минуты не происходит.

– Это штатная ситуация, – отвечаю я. – Вы впервые по-настоящему сорвались за последний месяц, ничего страшного. Бывает хуже.

– Опять на душеспасительную беседу?

– Опять, – говорю я.

И сам сомневаюсь, что потяну сейчас вести с ним правильный, психологически выверенный разговор, мне не дает покоя странная работа биопрограммера И вроде бы все нормально, у него стандартные реакции, и охрана нам сегодня больше не понадобится но это, может быть, лишь видимость. Почему он спросил про смертную казнь?

– Леонид Аркадьевич, если вы почувствуете себя хуже или просто странно, немедленно свяжитесь со мной. Не бойтесь беспокоить хоть среди ночи.

Хазаровский мне симпатичен, но дело не только в нем. Если с одним из наших подопечных что-нибудь случится, это дискредитирует весь проект. Более того, это способно похоронить саму идею центров психологической помощи.

– Что-нибудь случилось? – спросил Лео.

– Нет, нет, ничего.

После беседы, которой я был не слишком удовлетворен, я вернулся к биопрограммеру и посмотрел его память. Ничего странного, никаких следов. Но я не мог успокоиться. Здесь нужен биопрограммист, а не психолог, который умеет только пользоваться прибором и ничего не понимает в его внутреннем устройстве. Знакомый специалист у меня есть, это Саша Прилепко, преподаватель с Тессы. Пару дней назад мы с ним совершенно неожиданно столкнулись в центре Кратоса.

Даниил Андреевич Данин

– Юля, ты нужна мне.

– В каком качестве? Любовницы?

– Начинается война, мы выдвигаемся к гипертоннелю, если со мной что-нибудь случится, мне некому больше доверить флот.

– Спасибо за откровенность. Но ты должен провести меня в космопорт. Сам знаешь…

– Я буду ждать тебя.

Я встретил Юлю у дверей здания космопорта. Под новым именем она еще нигде не засветилась, но военные детекторы могут распознать ложную личность. Но ничего, пронесло. Мы идем к кораблю по титанобетону порта. Он возвышается чудовищной громадой на фоне закатного неба Кратоса, на соседних площадках еще несколько десятков кораблей с Тессы поблескивают дымчатыми боками, словно стая дельфинов, готовая вынырнуть из воды. На орбите нас ждет линкор «Анастасия», переданный императором Тессианскому флоту. Легкий флот плюс один линкор – это удручающе мало для защиты системы от метаморфов. Одна надежда на то, что мы придем раньше, чем появится их флот. Надежда, увы, призрачная. До устья гипертоннеля неделя пути, а я не вижу дальше трех-четырех дней. Если через три дня флот метаморфов будет на орбите Кратоса, это значит, что сейчас он уже в районе Ромула. А мы – только передовой отряд, который должен сдержать первый удар и дать время развернуться остальным силам Кратоса. Из таких сражений обычно не возвращаются.

Я бросил взгляд на малое кольцо. Вот уж действительно калиф на час! Максимум на три дня.

Юля проследила за моим взглядом.

– У тебя новое устройство связи?

– Не совсем. Это кольцо принца империи.

– Шутишь?

– Нисколько.

– Покажи!

Она присмотрелась к нему внимательнее, слегка побледнела и отпустила мою руку.

По-моему, она видит его не в первый раз.

– Почему же об этом не объявили? – спросила она.

– Страдин обещал инаугурацию после победы, – усмехнулся я.

– Понятно, – сказала она, и это было очень емкое «понятно».

– Где Артур? – спросил я, когда перед нами заколебались и исчезли двери корабля, и мы вошли внутрь.

– Зачем тебе?

– Хочу быть уверенным, что он не последует за нами. Нечего ему здесь делать.

– Он не знает. Я оставила ему сообщение.

– Когда он его найдет?

– Не раньше завтрашнего утра. Он уехал к отцу.

– В Центр?

– Нет, в Лагранж. Анри уже полгода на свободе, правда, ему не позволено жить в столице.

Лагранж – городок километрах в ста от Кириополя. С большим научным потенциалом и общиной выходцев с Тессы.

– Как это ему удалось?

– Как удалось? Он провел в Центре десять лет. Все! Теоретический предел! Как удалось его столько там удерживать!

– Юля, я понимаю твои чувства, но он террорист и пытался добиться отделения Тессы. Будь я императором, сидеть бы ему там до конца дней!

– Я тоже понимаю твои чувства, – усмехнулась Юля. – Но мы давно расстались, так что умерь свою ревность. Даже в борьбе за свободу не должно переходить некоторые границы.

В рубке управления весь экипаж в сборе, кроме одного человека: не хватает Саши Прилепко. Из него вряд ли получится хороший солдат, но мне нужно не это, а человек, которому я вполне могу доверять. До старта остается час и десять минут. Я связался с Сашей по устройству связи.

Евгений Львович Ройтман

Саша Прилепко пришел около пяти вечера. С Хазаровским вроде бы все в порядке, если не считать признаков начинающейся депрессии. Для пребывания в Центре это нормально, но необычно для Леонида Аркадьевича, который более склонен к мании и гипертимии, чем к депрессии.

Саша подключился к биопрограммеру и перетряхивает его память.

– Есть! – воскликнул он. – След от какого-то кода, который был записан сегодня в первой половине дня и стерт около трех.