Книга Семь колодцев - Дмитрий Стародубцев

Прошел месяц. Я с огромным трудом взял в банке кредит (моя бухгалтерша ухитрилась соблазнить директора банка), перегнал деньги Сэму, и вскоре он стал отгружать мне контейнеры со своими изделиями, один за другим. Товар очень долго плыл на корабле до Гамбурга, а потом несколько недель двигался через все границы в Москву грузовым автотранспортом. Время шло, на кредиты набегали проценты. Валентин Федорович злорадствовал: «Я же говорил!»

Наконец таможня, получив сполна, дала добро, и на моем складе была разгружена первая фура со спортивными тренажерами. Я был невменяем от счастья. Я поспешил вскрыть первую попавшуюся под руку коробку с ве-лотренажером и сразу же убедился, что не хватает нескольких важных деталей. «Чепуха, случайность! Дайте-ка вон ту упаковку!» В следующей коробке был стационарный вибромассажер. Все его части были в наличии, и его сборка заняла всего несколько минут, но тут выяснилось, что у него явно барахлит двигатель. Я едва не заплакал от отчаяния…

Вскоре был проверен весь товар. Я обнаружил, что почти все тренажеры с браком или некомплектны. У меня в бессилии опустились руки. Сэм все-таки меня кинул, узкоглазая обезьяна!

Я немедленно позвонил ему на Тайвань и стал ругаться, но он сразу же повинился и обещал немедленно выслать мне самолетом все необходимые запчасти. Я прождал неделю, две, начал пулять на Тайвань факсы и эмейлы, но Сэм отмалчивался, не спешил выполнять обещанное. Я стал названивать ему каждый день. У него то китайский Новый год, то нет электричества из-за очередного землетрясения… В общем, то понос, то золотуха. В конце концов я понял, что он, гад, и не собирается меня выручать. Взял деньги, прислал рухлядь, и плевать ему на все. Странно! И очень оскорбительно! И вообще: это же катастрофа!

Почти всю партию можно было выбрасывать. Валентин Федорович только развел руками: «Сам виноват, братишка! Эту азиатскую жабу я сразу вычислил!» — и предложил мне несколько хитроумных вариантов наказания Сэма и возврата денег, от которых меня прошиб холодный пот. Я отказался от его услуг и две недели слабовольно провел в пьяной нирване, чувствуя, что не в силах переломить ситуацию, что не смогу вернуть банковский кредит, срок возврата которого уже приближался. Однако, протрезвев и вспомнив мысли, которые посетили меня некогда в самолете, я быстро организовал небольшой цех, нанял рабочих и одного серьезного инженера, купил несколько подержанных станков и в течение месяца довел велотренажеры, беговые дорожки и силовые блоки Сэма до ума. А двигатель вибромассажера мы вообще усовершенствовали. Потом я развез тренажеры по спортивным магазинам Москвы, дал эффектную рекламу и стал напряженно ждать.

Сначала ничего не происходило. Валентин Федорович ежедневно меня шпынял, как мальчишку, и почти в оскорбительной форме предсказывал быстрое разорение, тем более что другие мои деловые направления давно застопорились и приносили только убытки. Но вдруг ситуация сдвинулась с мертвой точки: продался один тренажер, затем второй, третий, и вскоре вся моя миллион-нодолларовая партия вмиг разлетелась, тем более что ко мне понаехали со всех концов России оптовые покупатели. Не прошло и двух месяцев, как я вернул банку кредит и заработал миллион долларов.

Валентин Федорович, не моргнув глазом, принял от меня из рук свою долю — пятнадцать процентов. Он извинился за свою грубость, сказав, что специально меня подначивал, чтобы я разозлился и моя мужская злость помогла мне выбраться из дерьма, а вообще-то он всегда в меня верил, поэтому и взялся мне помогать, хотя у него «клиентов» и без меня предостаточно.

На радостях я забыл все свои обиды, и мы поехали с ним отдыхать на Кипр.

55

Ну так вот, та история с женитьбой Вовочки. В следующий раз мы увиделись с ним в один воскресный день. Я только что вернулся из Будапешта, где заключил баснословно выгодный контракт, связанный с производством рекламной упаковки. Как раз был какой-то церковный праздник, вроде бы даже Пасха.

— Христос воскресе! — сказал Вовочка, увидев меня, и полез целоваться.

— Аллаху акбар! — ответил я, ловко увильнув из его размашистых объятий.

Я взял его с собой в дорогой супермаркет. Он неловко возил за мной тележку, а я нагружал ее продуктами.

— Видал, где можно отовариваться, если хорошо работать? — сказал я ему.

— Да, ё, такого, блядь, пейзажу я никогда, блядь, еще не видел! — широко жестикулируя, ответил он.

Он, когда себя не контролировал, по-прежнему говорил очень громко, почти кричал. Эта привычка выработалась у него благодаря многолетним пьянкам. За хмельным столом, в шумной компании невменяемых алкоголиков-горлопанов и визгливых шалав, нужно было все время кричать, чтобы быть услышанным. Я испуганно огляделся.

— Ты потише здесь блякай, притырок. Чай не на привозе!

— А чё? — Вовочка убавил громкоговоритель. — Ты же сам говорил, что блядь — литературное слово! Мол, оно образовалось от слова «блуд», «блудная женщина»?

— Это так. Но всему свое время и место. Посмотри на этих культурных законопослушных граждан. Разве они желают слышать в этом чистом храме обжорства такую гнусную брань, даже если она с какого-то боку нормативна?

Мимо дефилировали две в высшей степени благородных дамочки с комичными интеллигентскими ужимками. Заметив криворожего Вовочку в жалких обносках, они сразу скукожились, натянули на лица каменные маски с железными шипами и припустили, побросав на прилавок упаковки, которыми секунду назад так живо интересовались.

— Да-а-а, — мечтательно вздохнул мой провожатый, — я бы с удовольствием пощипал этих фифочек где-нибудь в темной подворотне!

И Вовочка страшно оскалился, будто был не безобидным трутнем, а законченным злодеем.

— Фу, Володя! Откуда у тебя такие мысли? — Я проводил взглядом убегающих дамочек. — Почему ты все время хочешь выглядеть хуже, чем ты есть на самом деле? Мы же цивилизованные люди. Водку не пьем, в лифте не блюем, женщин на рынке за задницу не хватаем. Ты забыл? Мы теперь честно работаем, читаем Достоевского и мечтаем жениться.

— Ну да! А я чего, спорю?

— О'кей, расскажи лучше, как там на телефонном фронте?

Вместо ответа Вовочка, чуть помедлив, залез во внутренний карман пиджака и явил замусоленный комок бумаги, в котором я с трудом признал свою таблицу для регистрации интересующихся женщин. Он протянул комок мне, я брезгливо его развернул и просмотрел.

В таблице почти невменяемым почерком было заполнено всего двадцать строк. Остальные страницы (а я тогда вывел для Вовочки четыре разграфленных листа) были пусты, только испещрены вдоль и поперек женскими именами и номерами телефонов.

— Чего это за уё такое?! — возмутился я, швырнув листы Вовочке в лицо. — Я тебе что сказал? Или всего двадцать звонков было?

Мой подопечный успел ловко подхватить падающие листы, заботливо спрятал их в карман и теперь понуро стоял передо мной с красным лицом, подбирая в уме всевозможные оправдания.