Книга Огонь и ярость - Лиззи Принс

к нам. — Это одно из убежищ «Подполья». Давайте приведем себя в порядок, а потом решим, что делать дальше.

Я ощетинилась от властности в его голосе, желая взять инициативу в свои руки, хотя и не знаю, где мы находимся и что собираемся делать. Но я не принимала душ с… Не знаю, как долго, поэтому я не огрызаюсь на него. Я вся в засохшей крови и мази от гребаного клейма. Почему — то, несмотря на то, что на нас обрушился ливень с неба, я все еще чувствую себя покрытой слоями пота.

— Наверху две ванные комнаты, а одна здесь, внизу. В шкафах спальни есть запасная одежда. Атлас берет сумки и направляется на кухню. — Рен, ты со мной. Надеюсь, вы трое сможете найти ванные наверху?

Ларк поворачивается ко мне, прикусив губу, как будто пытается сдержать улыбку. — Кто — то надел свои командирские штанишки.

— Я слышал это, Ларк. Иди прими душ. — Атлас даже не смотрит в нашу сторону. Он распаковывает сумки, набитые едой. Там свежие фрукты, хлеб, сыр, макароны, консервированные овощи и суп. То, что нужно съесть сразу, но также припасы на более длительный срок. Неужели Атлас думает, что мы собираемся затаиться здесь и переждать?

— Я отсюда слышу твои мысли, птичка. Иди прими душ.

Нико, Эстелла и Ларк поднимаются наверх, оставляя нас с Атласом одних на первом этаже. Я все еще топчусь возле входной двери, ненавидя себя за то, что чувствую себя не в своей тарелке. Это территория Атласа, и он позволяет нам находиться на ней. Я не хочу быть благодарной ни ему, ни «Подполью», но, черт возьми, я благодарна. Вероятность того, что я выбралась бы из Чикаго, если бы за мной охотились жрецы, невелика. Особенно с Ларк и Эстеллой на буксире. Я не совсем разобралась в этой части своего плана. Я была больше сосредоточена на побеге из дома Натаниэля.

Атлас, наконец, поднимает на меня взгляд, и абсолютный страх, светящийся в его глазах, ошеломляет меня. Он останавливается, кладя руки на стол. Его плечи опускаются, как будто весь мир лежит у него на спине, и он слишком тяжел, чтобы продолжать притворяться, что это не сокрушительный груз.

— Я думал… — Его голова опускается, дыхание вырывается усталым выдохом.

Я подхожу к нему, останавливаясь по другую сторону маленького деревянного столика. Он покрыт бесчисленными выбоинами и отмечен кольцами там, где кто — то оставил мокрые стаканы. Это стол, за которым сидело много людей.

Такое чувство, что Атлас собирался раскрыть секрет, но не смог заставить его слететь с губ. Я предлагаю свое собственное признание. — Я боялась за тебя.

Атлас поднимает голову, его взгляд останавливается на дурацких бинтах у меня на груди, прежде чем поднять глаза на мое лицо. — Почему?

Вопрос кажется многозначительным. Как будто он спрашивает не просто, почему я испугалась, а почему я? Почему он? Почему именно мы оказались в этой хреновой ситуации? Или, может быть, я слишком много вникаю в суть происходящего. Наверное, мне просто нужно что — нибудь съесть и поспать.

— Почему я испугалась? — Я сглатываю, спрашивая себя, почему я пошла по этому пути. Теперь уже слишком поздно. Мелочно… — После аукциона я поняла, что то же самое, должно быть, случилось и с тобой. Я не знала, кто купил тебя, но я собиралась прийти и найти тебя. — Я выплевываю слова, испытывая отвращение к жрецам и элите, которые занимаются этим дерьмом.

Челюсть Атласа подрагивает, когда он скрежещет зубами. — Арес купил меня.

Атлас не позволил мне бомбардировать его всеми вопросами, которые возникли в голове после того, как была сброшена эта бомба. Вместо этого он повел меня по коридору от кухни, который вел в спальню с примыкающей ванной комнатой. Мне велели принять душ, чтобы смыть с себя вонь, и оставили стоять в ошеломленном молчании, когда дверь захлопнулась.

Арес клеймил Атласа так же, как Натаниэль меня? Арес, казалось, разозлился, когда увидел, что Натаниэль сделал. Неужели он считал меня своей собственностью только потому, что я была его чемпионом? Арес сказал Атласу, где я нахожусь? Если да, то сделал ли он это, чтобы подразнить его или помочь?

Если бы Атлас потратил пять, ладно — ладно, двадцать минут, чтобы все объяснить, я бы не прокручивала в голове список все более нелепых сценариев.

Ковер в спальне с темным геометрическим рисунком. Прочный и стойкий к большинству пятен. На кровати сине — зеленое стеганое одеяло, сложенное в ногах, и тонкое одеяло, аккуратно заправленное. Ничего особенного, но все пахнет чистотой. Справа от кровати стоит комод. Я выдвигаю ящики и нахожу внутри сложенные майки, футболки, брюки и шорты разных размеров. Я беру черную майку и пару шорт, от которых у меня не будет теплового удара. Хотя, только сейчас я замечаю, что в доме прохладно и комфортно. Здесь есть кондиционер. Ладно, может быть, мы будем прятаться здесь до конца света.

В ванной комнате есть зубные щетки в упаковке, шампунь, кондиционер и все необходимое. Чистые полотенца сложены на полках над унитазом. Кто, черт возьми, отвечает за гостеприимство в «Подполье»? Есть ли у них целая команда для конспиративных квартир, которая следит за тем, чтобы все было готово к внезапным заездам?

Я уверена, что приму холодный душ, поскольку наверху еще двое принимают его. Приятно удивляет, что вода быстро нагревается. Я сбрасываю с себя одежду, сбрасываю ботинки и снимаю бинты, которые в данный момент больше для виду, чем для чего — либо еще. Заманчиво задержаться под теплой водой, но Атласу все еще нужно принять душ, а я умираю с голоду. Ужин у Натаниэля был не совсем аппетитным.

Середина зеркала только начинает запотевать, когда я наконец выхожу. Я провожу рукой по поверхности, чтобы посмотреть на себя. Мои темные волосы ниспадают до середины спины. Трудно разглядеть синеву моих глаз, не наклонившись поближе. Люди всегда думают, что они темно — карие, но этот цвет больше похож на ночное небо. Приподнявшись на цыпочки, я наклоняюсь и осматриваю пулевые и колотые ранения, полученные в последнем испытании. Все, что осталось от обоих, — это розовые шрамы, которые пройдут через день или два. Я хмурюсь, когда смотрю на клеймо Натаниэля.

Гребаный кусок мусора.

Кожа все еще приподнята, и на моей груди виден очень четкий треугольный шрам. В конце концов, это тоже исчезнет, но меня бесит, что мне придется смотреть на это еще на секунду дольше.

Я надеваю одолженную