Книга Распутин. Анатомия мифа - Александр Николаевич Боханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако вернемся к нашему персонажу. Клочки бумаги с распутинскими каракулями позволяли просителю попасть на самый верх, туда, куда без подобной рекомендации проникнуть было невозможно. Эти удивительные «рекомендации» во множестве сохранились в бумагах целого ряда государственных деятелей.
Среди документов премьера и неоднократного министра И. Л. Горемыкина, например, находятся такие собственноручные распутинские обращения, два из которых приведем с сохранением орфографии и стиля: «Дорогой божей старче выслушай их ежели возможно извиняюсь Григорий»; «дорогой старче божей выслушай ево он пус твому совет и мудрости поклонитца роспутин».
Возникает вопрос: кому и зачем помогал Распутин? Как уже упоминалось, оказывал содействие он многим. Его квартира на Гороховой превратилась постепенно в своего рода «департамент ходатайств». В отдельные дни Распутин принимал у себя на дому по нескольку сот просителей.
Эта деятельность вызывала общественное негодование. Как он смеет вмешиваться в государственные дела?! Это возмутительно и недопустимо! Подобные стенания, которые часто можно встретить на страницах различных мемуаров и других свидетельств того времени, были вполне обоснованными. Однако примеров «безответственного влияния на власть» всегда было много в отечественной истории. В эту картину нравов Распутин внес некоторые специфические черты, но принципиально ничего не изменил.
На допросах в ЧСК Вырубова заметила, что к ней «все лезли со всякими вопросами» и что у нее «вечно не было покоя от них». При этом она часто просителей не только лично не знала, но раньше даже и не слышала о них. Все они стремились разжалобить сердце царской подруги и добиться удовлетворения разных своих надобностей. То же самое, но в еще большей степени происходило и с Распутиным.
Для некоторых он стал последней надеждой, а для других — желанным шансом.
Число сторонников этого старца не ограничивалось лишь Николаем II, Александрой Федоровной и Вырубовой. Определенная группа последователей у него все-таки была. В 1917 году ЧСК провела скрупулезное расследование того, кто же конкретно входил в распутинское окружение. Потребности революционного времени требовали выяснить и назвать всех поименно.
Была произведена своеобразная регистрация распутинцев, при которой принимались в расчет участие в воскресных посиделках-собеседованиях на Гороховой, визиты в дом самого Распутина, переписка с ним и т. п. Однако это расследование никаких сенсационных открытий не сделало. Мало того, оказалось, что число распутинцев очень невелико — всего 68 человек.
Основную их часть составляли женщины, о которых бог весть что говорили! Приняв все толки о любвеобильности Григория Распутина за правду, общественное мнение было почти единодушно: в его квартире на Гороховой собирались ненормальные, сексуально неудовлетворенные и психически неуравновешенные женщины, предававшиеся там невероятному, «просто разнузданному разврату». Утверждали, что он гипнотизировал сознание разговорами о любви, а затем овладевал своей очередной жертвой, которая уже не могла освободиться от его чар и оставалась преданной Распутину до конца. Так или примерно так рассуждали многие, от кухарок в богатых домах до собеседников в профессорских кабинетах.
Необходимо подчеркнуть, что многие дамы петербургского света из тех, кто посещал квартиру на Гороховой или принимал Распутина у себя, никогда не забывали об огромной социальной дистанции, отделявшей их от старца. Они встречались с ним, слушали его приятные душевные беседы о любви и смирении, но всегда помнили, что перед ними сидит простой мужик, который тем не менее близко стоит к царю, вхож в его семью. При случае они были не прочь использовать это в своих сугубо земных сиюминутных и суетных интересах. Затронем здесь вкратце одну примечательную в этом смысле историю.
В числе самых именитых распутинок почти всегда фигурирует имя очень высокопоставленной дамы — жены дяди царя великого князя Павла Александровича, до 1915 года носившей титул графини Гогенфельзен, а затем ставшей княгиней Палей. После заключенного в 1902 году морганатического брака великий князь и его супруга, урожденная Ольга Валерьяновна Карнович, почти десять лет провели в Париже, где ждали царского прощения и дозволения вернуться в Россию.
Незадолго до начала мировой войны они перебрались в Петербург, так как их брак был наконец-то признан и узаконен. Однако полного удовлетворения у графини не было. Она хотела заиметь княжеский титул, стать «светлостью», превратиться в полноправного члена императорской фамилии, войти в число избранных, окружавших государя. Женское честолюбие не давало Ольге Валерьяновне покоя. Она жаждала добиться приема во дворце, что означало бы окончательное признание. Но императрица Александра Федоровна не желала видеть новоявленную родственницу, считая ее одной из главных возмутительниц спокойствия в среде Романовых, женщиной, «окрутившей бедного Павла».
Для графини отказ от аудиенции стал настоящей драмой, всю глубину которой мог понять только тот, кто вращался в среде русской аристократии (нам, увы, это даже представить невозможно!). Она была безутешна. Что же делать? Как вымолить признание? Однако неожиданно удача оказалась совсем рядом! Сестра графини, Любовь Валерьяновна Головина, и ее дочь Мария Евгеньевна (Муня) были уже несколько лет поклонницами старца Григория и принадлежали к числу самых близких ему людей. Они-то и предложили Лёле свести ее с этим человеком, для которого открыты душа царя и царицы и который может совершать невозможное.
За исключением венценосцев, среди Романовых в тот период сторонников у Распутина уже не имелось, и графиня Гогенфельзен, пойдя на эту встречу, рисковала своей репутацией. Но другого выхода, как она считала, не было! Ее любимым девизом было: «Женщины возражений и поражений не признают», и этим принципом она руководствовалась всю свою жизнь.
Дошедший до нас дневник графини-княгини содержит ряд интересных штрихов всей этой истории, когда Распутину удалось в первый и последний раз «внедриться» во внутриромановские отношения. Он неоднократно стремился добиться расположения к себе великих князей, но ничего не получалось. Великие князья и великие княгини, опасаясь людской молвы, всячески избегали любых встреч с этой одиозной личностью.
Графиня же была человеком решительным и не боялась сплетен: за свою жизнь эта почти пятидесятилетняя женщина к ним привыкла. В конце января 1914 года состоялась знаменательная встреча, которую она описала так: «Утром пришел Бэби (ее сын от первого брака А. Э. Пистолькорс. — А. Б.), и мы должны были идти гулять, но по телефону Муни должны были сейчас пойти к Гр. Еф. Впечатление странное, но чарующее. Он меня целовал, прижимал к сердцу, «тяжко полюбил» и обещал, что все сделает «у Мамы» (императрицы), хотя «она строптивая». Чарующее впечатление скоро было омрачено, по ее словам, «дурной и тяжелой сценой» или, проще говоря, скандалом, который ей устроил великий князь Павел Александрович, узнав об этом знакомстве. Он наотрез отказался встречаться