Книга Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен

подножий пограничных гор Ирана, жили люди, которые были прекрасными воинами, – предшественники современных бахтиаров, – и их можно было нанять за деньги. Насколько издалека приходили наемники при второй Вавилонской империи, можно видеть по уже упомянутому случаю с братом лесбийского поэта Алкея.

Люди со всех концов света прибывали в Вавилон и в другие великие города на Тигре и Евфрате – финикийские купцы, кочевники из пустынь и суровые бойцы с холмов Малой Азии и Ирана. Перед их глазами представали богатства и слава, ремесла и наука этих оседлых царств. Неудивительно, что многие народы, будучи еще в колыбели, учились у вавилонян и что следы вавилонского влияния можно найти в первобытных традициях Ханаана, Индии и Ирана.

В VI в. до н. э. длительное господство семитов в Западной Азии пришло к концу. Куруш, которого мы называем Киром, вождь персидского клана, вывел своих соотечественников с гор и захватил власть сначала над иранскими народами, а потом – и над мировой империей. Третьего числа месяца марешвана (примерно 20 октября 539 г. до н. э.) Кир вошел в Вавилон как завоеватель. Однако после этого Вавилон не утратил свое имперское достоинство. Величие его слишком сильно основывалось на его древней славе, географическом положении, огромном населении, торговом и ремесленном господстве. Он не мог не остаться столицей мира, резиденцией «царя царей», даже если теперь этот титул принадлежал чужестранцу. Действительно, в жаркие летние месяцы иранский монарх имел привычку удаляться в свои нагорья, в Персеполь или Экбатану, однако в течение семи более холодных месяцев года персидский двор располагался в Вавилоне[754].

Вавилоняне не без сожаления думали о временах Навуходоносора. Их волновали воспоминания о древней империи. Не раз они восставали – и тщетно. Именно такие настроения вынудили персидских царей сломить дух местных жителей целым рядом суровых мер[755]. Вавилоняне смотрели на свои разоренные храмы, свидетельство мстительности их хозяина, или видели, как золотые статуи их богов увозят, дабы удовлетворить его жадность[756]. После одного мятежа Ксеркс совершенно запретил ношение оружия – пусть вавилоняне оставят себе свои арфы и флейты, жизнь в борделях и на базаре[757]. Но хотя им и правили немилостивые хозяева, Вавилон продолжал оставаться величайшим из городов, «по масштабам своим это был не столько город, сколько нация»[758]. Народонаселение Вавилонии было самым густым из известных нам[759], и элементы его происходили со всех концов света[760]. Сельское хозяйство, ремесло и торговля – три неиссякаемых источника богатства – сделали Вавилонию самой богатой провинцией империи[761]. Что касается первого из них, основной задачей сатрапа было управление сложной системой каналов, от которых в Вавилонии зависело сельское хозяйство, и в этих трудах было занято огромное количество людей[762]. Геродот рассказывает нам, на что была похожа Вавилония в середине V в. до н. э., после примерно ста лет персидского господства. Он увидел ее плоские равнины, перерезанные каналами, с простиравшимися без конца полями пшеницы, проса и кунжута, усеянными там и тут купами пальм. Если говорить о пшенице, «плоде Деметры», Геродот не знал другой такой страны. Урожай был сам-двести или сам-триста, а что касается размеров, которых достигали просо и сезам, то о них Геродоту было «хорошо известно», но, писал он, «я не стану рассказывать об этом. Я знаю ведь, сколь большое недоверие встретит мой рассказ о плодородии разных хлебных злаков у тех, кто сам не побывал в Вавилонии»[763]. Вавилонское ремесло все еще продолжало находить для себя множество рынков сбыта. Многоцветные вышивки были в таком же спросе при персах, как и столетиями раньше, при Иисусе Навине, или столетиями позже при римских императорах[764].

Если говорить о торговле, то Вавилон удерживал свое место великого рынка Азии. Геродот[765] описывает ладьи, которые регулярно привозили товары вниз по реке и разгружались в Вавилоне. В жаркие летние ночи купцы из более холодных стран заходили в переполненные народом постоялые дворы, пытаясь хоть немного передохнуть, полежав на бурдюках, заполненных водой[766]. Торговля с Индией, естественно, продолжалась при империи, которая простиралась на все лежавшие между Вавилонией и Индией страны.

Тем не менее есть указания на то, что условия для торговли при персидском владычестве были не столь благоприятны, как могли бы быть. Важный водный торговый путь по Тигру был перекрыт «порогами», которые Александр счел нетрудным сровнять: они, как утверждала местная традиция, были сделаны по приказу Великого Царя, дабы преградить путь кораблям врагов[767]. Морской путь по Персидскому заливу в Индию, судя по всему, был забыт; из рассказа о путешествии Неарха можно подумать, что это было нечто вроде повторного открытия, что тем более замечательно, поскольку эти воды уже исследовал для Дария Гистаспа грек Скилакс, и Геродот ясно говорит, что после этого морским путем пользовались[768]. Можно прийти к выводу, что слабая торговая политика была характерна для персидского правительства только в дни его упадка. У нас есть отдельные свидетельства того, что в конце династии политика в этом отношении оказалась настолько неловкой, что появился закон, налагавший десятипроцентную пошлину на импорт в Вавилон; хотя ее официально не отменили, с приходом Александра она вышла из употребления[769].

Можно составить себе некоторое представление о сравнительной важности регионов Евфрата и Тигра для персидского царя по таблице доходов Дария, как ее приводит Геродот[770]. В налоговом отношении страна была разделена на двадцать округов, из которых один составляла Вавилония и «остальная Ассирия». Если вычесть из общего ежегодного дохода царя дань золотым песком (360 талантов) от индийского округа, то получается всего 7600 талантов серебра (около 19 773 848 рупий) от оставшихся девятнадцати округов. И из этого один округ Вавилонии и Ассирии давал 1000 (около 2 864 980 рупий). С этим мог посоревноваться лишь Египет, дававший 700 талантов[771]. Кроме этой денежной дани, разные округа должны были вносить налог натурой для содержания царя и его армии. То, какое участие принимала в этом Вавилония, еще ярче проявляет ее значимость. «Итак, вавилонская земля из двенадцати месяцев четыре месяца в году поставляет царю продовольствие, – говорит Геродот, – а восемь месяцев – вся остальная Азия. Таким образом, одна эта Ассирия по богатству занимает третье место во всей Азии»[772]. Управление этой провинцией, как говорит Геродот, было самым выгодным местом в империи. Один сатрап, которого он упоминает, получал от нее дневной доход в артаб (полтора бушеля) серебра.

В древней истории близко связана с Вавилонией была страна к востоку от нее