Книга По древним тропам - Хизмет Миталипович Абдуллин

попятился к крыльцу. Отец уже стоял на ступеньках, он улыбнулся и успокоил меня:

— Не трусь, это и есть Абдек.

Лицо, руки гостя были покрыты рыжими волосами. Он грузно вывалился из седла, потянулся так, что затрещали кости, и загрохотал.

— Напугал, да? — и протянул ко мне руку. Я на всякий случай спрятался за отца.

Они начали разговаривать, и скоро я понял, что наших лошадей надо куда-то сдать.

— Пару я, дружище, сейчас заберу, а упряжная с телегой пусть пока остается, — гремел рыжеволосый верзила.

Но отец почему-то настаивал, чтобы он забирал сразу все. За разговором они не заметили, как неслышно подошел мой дед Бовдун, в руке он держал небольшой топорик, с которым обычно работал в саду. Дед держал топорик так крепко, что костяшки пальцев на его руке побелели, и я вспомнил, что вчера вечером дед допоздна точил топорик, и теперь лезвие тускло поблескивало.

— Ни лошадей, ни телеги колхоз не получит. Не вы мне их давали, не вам и забирать! — сказал дед и перебросил топорик из руки в руку.

Отец попытался что-то объяснить ему, говорил на удивление спокойно и добродушно, но дед с каждым словом мрачнел все больше и упрямо бубнил:

— Лошадей зарежу, телегу сожгу!.. Не для вашего колхоза я сорок лет ишачил на баев!

— Отец, успокойся, пойми, о чем речь идет. Все дехкане объединяются, все будет общее, то есть наше, понимаешь?

Дед опустил голову, медленно повернулся и пошел в дом. Но у самой двери он остановился, вдруг коротко размахнулся и со страшной силой метнул топорик в стену конюшни. Топорик угодил в щель между досок, в разные стороны брызнула щепа, и наружу остался торчать только конец короткого топорища. Дед ушел в сарай. А рыжий вместе с каким-то джигитом, который появился неизвестно откуда, начали спешно выводить наших лошадей. Отец помогал им, но глаз с сарая не спускал.

Дед вскоре вышел из сарая, он держал в руках гордость мужчин нашего дома — седло, отделанное червленым серебром с затейливой резьбой на передней луке. Под мышками у деда были кетмень и серп. Дед, не видя ничего вокруг, постоял посреди двора и медленно ушел в сад. Отец смотрел ему вслед и улыбался. Честно говоря, в то время я занял сторону деда. Кроме двух рабочих лошадей с желтыми и тупыми зубами у нас был один верховой иноходец, и я с горечью думал, что отец должен отдать его неизвестно кому.

А через пару дней отец привел этого иноходца и позвал меня искать седло, спрятанное дедом Бовдуном. Никто не видел, где дед спрятал старинное седло. Может, он закопал его под одной из яблонь, а может, где-то у реки, в ивовых зарослях. Ведь не случайно он взял с собой серп и кетмень. А может, он ушел еще дальше, к камышовым колкам на речной излучине… Попробуй найди!

Отец позвал на подмогу нашего Пирата, сунул ему под нос потник иноходца, который ходил под спрятанным седлом, и приказал:

— Ищи, ищи!

Пират, заваливаясь на одну ногу, которую ему когда-то поранил сыртан, заспешил в сад и начал бегать кругами, рыская под каждым деревом. Потом он направился к речке и быстро нашел кучу свежесрезанного камыша. Несколько раз обошел кучу, постоял, словно раздумывая, и побежал прямиком к дому. Отец кричал вслед Пирату — пытался вернуть его, потом сам порылся в куче камыша. Ничего не обнаружив, мы вернулись во двор. А наш хромой пес уже стоял на крыше сарая и гавкал, разгребая передними лапами стожок сена.

— А-а-а, значит, он сперва спрятал там, у речки, а потом перетащил сюда, — сообразил отец и начал ширять в стожок серпом.

Ткнув несколько раз в одно и то же место, отец отбросил серп в сторону и стал разгребать сено руками. Он стоял на крыше сарая, раскорячив ноги, и греб сено под себя. Пират, делая точно так же, помогал отцу.

— Здесь, сынок! — радостно крикнул отец. Да я и сам уже видел, как сверкнуло на солнце серебро…

О Пирате я слышал много всяких рассказов, но поскольку ни один из них не подтвердился в моем присутствии, я считал, что все это — небылицы. Такой же собачьей сообразительности я никогда не наблюдал и потому сразу забыл, что держал сторону деда в его споре с моим отцом.

Я обрадовался находке не меньше отца и бросился гладить и целовать Пирата. В ту минуту не было для меня существа более мудрого, чем этот хромой пес.

САМЫЕ ВКУСНЫЕ ЧЕБУРЕКИ

С приходом весны люди Баяндая заметно оживились.

И в наше село пришло новое, хорошее для того времени. Называлось оно «норма». Теперь после работы отец приносил в дом в мешочках пшено, ржаную муку, иногда хлеб! А мать ходила в степь, собирала там дикий лук — «кози кулак» и пекла какие-то неимоверно вкусные чебуреки.

Однажды, вернувшись с поля, отец протянул матери пузырек барсучьего жира, кулек с мукой и вдруг сказал:

— А что, Рабия, испеки нам чебуреков, а?

Я спросил отца, почему мы не ходим на охоту, ведь зимой наши соседи частенько варили бульон из фазанов. Отец вздохнул, погладил меня по голове и сказал: «Зимой фазанов в окрестностях Баяндая совсем выбили, а время охоты на уток еще не пришло». Мне трудно было поверить в то, что вокруг нашего села не осталось ни одного фазана, ведь, бывало, они подобно курам копошились в садах сельчан, а то и вовсе проскальзывали под плетнями и бегали по задам дворов. Но я посмотрел на отца и почувствовал, что он говорит правду. Он сильно похудел за зиму и от этого казался мне еще выше, костистее. Его жесткие седые усы пожелтели, обвисли. Только глаза были по-прежнему спокойны и приветливы.

— А в этом году будет много хлеба, должно быть, много… Тогда и фазаны появятся, — добавил отец уверенно, даже категорично. — Вот осенью уберем хлеб и потом займемся охотой. — Отец вскинул перед собой руки и сделал вид, что стреляет по летящему фазану.

— А беркута поймаем?

— Обязательно поймаем, сынок, и приручим его хорошенько.

— А на волков пойдем?

— И на волков пойдем, с собаками, с беркутом!

Помню, разговор этот происходил во дворе, около деревянного козла для распилки дров. Здесь мы дрессировали беркута, учили собаку работать вместе с птицей. А младший брат Алижан сидел в такие минуты на козле и изображал скачущего всадника. Наш разговор с отцом привел Алижана в такой восторг, что он всплеснул ручонками и свалился со своего деревянного коня.

Мы подняли Алижана