Книга Заступник - Питер Бретт

Марик рассмеялся, ставя на крыльцо суму.

— Знаешь, шали уже вышли из моды. Женщины в Анджире и Ризоне их больше не носят.

— Тогда держу пари, что у платьев сейчас высокие воротники и мужчины там более утонченные, — предположила Лиша.

— Да, высокие воротники. — Марик со смехом отвесил поклон. — Могу привезти тебе анджирское платье с высоким воротником, — прошептал он, подходя ближе к девушке.

— Куда же мне носить его? — ускользая, спросила Лиша.

— Приезжай в Анджир, — предложил Вестник. — Будешь носить его там.

Лиша вздохнула.

— Как бы мне этого хотелось…

— Может, тебе и представится такой случай, — хитро заметил Вестник, кланяясь и рукой показывая на дверь, давая тем самым понять, что она должна войти в дом раньше него. Лиша улыбнулась и прошла в помещение, чувствуя на себе взгляд Вестника.

Когда они вошли, Бруна сидела в кресле. Марик приблизился к ней и низко поклонился.

— Юный господин Марик! — с улыбкой воскликнула Бруна. — Какая приятная неожиданность!

— Я привез тебе приветствие от госпожи Жизели из Анджира, — сказал Марик. — Она просит твоей помощи в одном весьма сложном деле. — Он сунул руку в суму и вынул свернутую трубочкой и перевязанную крепкой веревкой бумагу.

Бруна сделала знак Лише, чтобы та взяла письмо, и закрыла глаза, приготовившись слушать свою ученицу.

— Высокочтимая Бруна, приветствую тебя из Форт-Анджира в году 326 ПВ, — начала Лиша.

— Жизель тявкала, как собачка, в бытность моей ученицей, и пишет точно так же, — оборвала ее Бруна. — Я не буду жить вечно. Давай по сути.

Лиша просмотрела страницу, перевернула ее и только в самом конце письма обнаружила то, что искала.

— Мальчик, — читала Лиша, — десяти лет от роду. Привезен в больницу матерью, жалуется на тошноту и слабость. Других симптомов или истории болезни нет. Ему дали жесткий корень, воду и уложили в постель. Через три дня симптомы умножились. На руках, ногах и груди появилась сыпь. Увеличили количество жесткого корня до трех унций. Состояние больного ухудшилось. Началась лихорадка, в местах сыпи появились твердые белые нарывы. Целебная мазь не подействовала. Началась рвота. Мальчику давали в виде болеутоляющего сердцелист и молоко. Аппетита нет. Болезнь, кажется, не заразная.

Бруна долго молчала, обдумывая услышанное. Потом посмотрела на Марика.

— Ты видел мальчика?

Вестник кивнул.

— Он потел?

— Да, — подтвердил Марик, — и при этом дрожал, как будто его бросало то в жар, то в холод.

Бруна крякнула.

— Какого цвета были его ногти? — спросила она.

— Цвета ногтей, — ухмыляясь, ответил Марик.

— Поумничай у меня, и ты об этом горько пожалеешь, — предостерегла Бруна.

Марик покраснел и кивнул. Старуха еще несколько минут расспрашивала его, порой что-то бормоча. Вестники не славятся хорошей памятью и наблюдательностью. Наконец она, взмахнув рукой, призвала его к молчанию.

— Есть в письме еще что-то примечательное?

— Она хочет послать тебе новую ученицу, — ответила Лиша, и Бруна бросила на нее сердитый взгляд.

— У меня есть ученица, Вика, которая почти закончила обучение, — читала Лиша, — как и твоя, согласно твоему письму. Если Бруна хочет принять новичка, прошу, пусть она подумает об обмене. — Лиша широко открыла рот, а Марик лукаво ухмыльнулся.

— Я не велела тебе прекратить чтение, — проскрежетала Бруна.

Лиша откашлялась.

— Вика подает большие надежды, — читала она, — и вполне пригодна для обслуживания нужд Каттеровой Ложбины. Она также может присматривать за мудрой Бруной и учиться у нее. Безусловно, Лиша, в свою очередь, узнает много полезного для себя, ухаживая за больными в нашей больнице. Умоляю, пусть мудрая Бруна окажет нам еще одну услугу, перед тем как покинуть сей мир.

Бруна долго молчала.

— Я обдумаю это предложение, прежде чем дам окончательный ответ, — наконец проговорила она. — Занимайся своими делами в деревне, девушка. Поговорим, когда ты вернешься. — Затем старуха обратилась к Марику: — Ты получишь ответ завтра. Лиша позаботится о твоей оплате.

Вестник поклонился и вышел из дома. Бруна, закрыв глаза, откинулась в кресле. Лиша чувствовала, как стучит ее сердце, однако не решилась беспокоить Каргу, которая напрягала свою древнюю память, дабы отыскать способ лечения занемогшего мальчика. Девушка взяла корзину и отправилась обходить больных.

Марик ждал во дворе.

— Ты знал содержание письма, — начала вычитывать его Лиша.

— Конечно. Я находился рядом, когда Жизель его писала.

— И ничего мне не сказал.

Марик улыбнулся.

— Я ведь предложил тебе платье с высоким воротником. Мое предложение все еще в силе.

— Ладно, посмотрим, — улыбнулась Лиша, протягивая Вестнику кошель с монетами. — Твоя плата.

— Я предпочел бы, чтоб ты заплатила мне поцелуем, — предложил он.

— Ты мне льстишь, когда говоришь, что мои поцелуи стоят больше, чем золото, — ответила Лиша. — Боюсь разочаровать тебя.

Марик рассмеялся.

— Моя дорогая, если я не испугаюсь демонов ночи по пути сюда из Анджира и обратно и возвращусь домой лишь с одним твоим поцелуем, мне будут завидовать все Вестники, которые когда-либо минуют Каттерову Ложбину.

— Что ж, в таком случае, — смеялась Лиша, — думаю, мне стоит припасти свои поцелуи с расчетом на более высокую цену.

— Ты просто убиваешь меня, — проговорил Марик, хватаясь рукой за сердце. Лиша бросила ему кошель, и он ловко поймал его. — Могу ли я по крайней мере оказать честь Травнице и проводить ее до деревни? — спросил Вестник с улыбкой и подал ей руку.

Лиша непроизвольно улыбнулась.

— У нас в Ложбине все делается не так быстро, — сказала она. — Зато ты можешь взять мою корзину.

Девушка повесила свою ношу на протянутую руку и направилась к деревне.

Когда они добрались до места, на рынке уже царила суета. Лиша любила делать покупки пораньше, до того как исчезнут лучшие продукты, и сделала заказ мяснику Дугу, прежде чем начать обход.

— Доброе утро, Лиша, — поздоровался с ней Йон Грей, самый старый мужчина в Каттеровой Ложбине. Его седая борода, которой он очень гордился, была длиннее волос многих женщин. Некогда здоровый лесоруб, Йон в последние годы сильно исхудал и едва держался на ногах, опираясь на палку.

— Доброе утро, Йон, — отвечала она. — Как твои суставы?

— По-прежнему болят, — пожаловался старик. — Особенно руки. Иногда мне даже трудно держать палку.